И — хо! Хо! Слышалось среди позвякивания колокольчиков над пастбищем, по которому на расстоянии рассыпались, удаляясь, цветные пятна. И, если б кто-то стоял поближе, то, может, слышал бы, как изнутри дергали, колотили в дверь, однако веревка держалась прочно.
Люди в укрытии сказали себе: «Приготовься! Сейчас начнется!» Они зарядили винтовки. Одни стояли на колене, другие лежали, все винтовки направлены в одну сторону, цель у всех одинаковая. Слева от двери шале — квадратное отверстие, в котором могла поместиться голова и верх туловища, туда-то и метили. Надо было лишь подождать первого.
Над скалами с разных сторон мелькнули синие вспышки, и голова в оконном проеме повисла, вытянутые руки ударились о стену.
Потревоженные воздушные массы бросило куда-то вперед, они налетели на скалы, отскочили несколькими находящими друг на друга волнами, образовался будто вихрь с воронкой в центре, затем мало-помалу все стихло: голова больше не двигалась, руки висели неподвижно…
Следовало лишь перезарядить винтовки, Фирмен подбросил в огонь поленьев (мокрых, поэтому столько дыма).
Готово. Дальше дело продолжилось возле трубы — возвышающейся над топкой большой квадратной трубы, посеребренной изнутри копотью, в которой вместо вьюшки виднелось небо. На этот раз их было двое, они помогали друг другу карабкаться, но все зря. Один упал, оставшись внутри, другой покатился по крыше, и воздух вновь содрогнулся, как взятая с двух сторон простыня, которую принялись вытряхивать.
Послышался крик Фирмена: «Готово!..» И трижды, четырежды, пять раз тревожили эхо, вытаскивая его наружу, словно сверчка, которого щекочут палочкой в норке, и всех в шале уничтожили одного за другим. После чего скальные глыбы распались каждая на две части, явив миру по человеку, который уже делал шаг в сторону, уже шел навстречу другим. «Дело сделано?» Они подходили. «Готово!» Они видели, как приближается Фирмен, широко размахивая шляпой. Все подходили, с винтовками на плечах, не зная, не видя неба. Они шли, кричали: «Готово!» Подошли, разрезали продетую в дверные кольца веревку, они вошли, они смеялись. С окровавленными руками, с кровью на башмаках, они были счастливы, гордились собой. Позабыв обо всем, кроме себя, они брали тела, вытаскивали наружу, бросая в кучу, считая: «Один, второй, третий» Подсчитывая: «Итого десять». Сосчитав до десяти, вытирали руки о траву, рвали листья, вытираясь листьями: «Ну, все в порядке?» Не видя ничего другого, думая лишь о том, что осталось сделать. Стадо разбежалось, надо было его собрать. Надо было подоить коров, зажечь огонь в печке…
И снова зазвучал в горах голос: хо!.. Хо!..
Снова зазвучал голос над склонами, пробежал по ним, вернулся: хо! И теперь говорят уже скалы: хо! Трижды.
Этот вот бьет кнутом здесь, тот бьет кнутом на другом конце пастбища, и: хо!.. И теперь стены шале, опять скалы, небо: хо!.. Хо!.. Словно они все хотели друг другу помочь, и вот уже видно, что животные потихоньку идут друг к дружке, приближаются все вместе, как всегда.
Каждодневная жизнь. Домашние дела, ничего более. Вещи, вновь обретенные там, где их оставили, их отыскали и продолжили заниматься ими, словно так и должно продолжаться всегда.
Они ничего не видели. Не видели ничего, что на них надвигалось, несмотря на предупреждения. 36°, 37°, 38° на вершинах над снегами и льдами. Они все еще ходят под белым небом, даже не удивляясь тому, какое оно сегодня, довольные собой, ни о чем другом и не помышляя. Время от времени вытирают тыльной стороной руки лоб. Ничего другого не происходит. Стряхивают пот с рук. Время от времени они вынуждены останавливаться, им не хватает дыхания, но они не хотят ничего понимать. Можно было б понять, если б было желание, но они хотят понимать лишь то, что снова хозяева у себя дома. Они хотят понимать лишь то, что они снова хозяева вещей, которыми обладали до этого и которые вновь принадлежат им. Свое дело они знали прекрасно! Одни доили, другие, собирая навоз, толкали тележки. Полдень. Они попытались перекусить, растянулись в тени. Легли на живот, распластались, как только могли, но это не помогало, не помогало уже ничего, всякая помощь иссякла, выветрилась. 40°, 41° в такой-то час, что же будет дальше? Но они себя об этом не спрашивали, хотя временами вверху будто слышались взрывы, будто валили деревья, набив порохом сучковатые стволы с ушедшими в землю корнями. На ледниках 40° и больше, но мы-то дома. Так они думают, ничего не говоря вслух. Так думает каждый из них и все они вместе.