Но вдруг она поднялась. Открыла дверь, спустилась по лестнице, отодвинула большой ржавый засов. Ее влекла какая-то сила, с которой она не могла ничего поделать. Никто ее не слышал. И вот перед ней ночь, влажный ледяной воздух, она в ночной рубашке, без туфель, без чулок стоит в грязи, и, тем не менее, никогда еще не было такой свежести в воздухе, такой прекрасной ночи, такой легкости! Как же она бежала! Возьми меня, уведи меня, делай со мной все что хочешь, нет у меня больше ни отца, ни матери, никого, только ты!.. Но его уже не было. Верно, он отчаялся ждать. Напрасно она искала его во мраке, шаря руками, его не было. Не было его и на следующий день, и через день, и через месяц, и через год, и все следующие долгие, шедшие великой чередой года, пока она старела и думала: «Все кончено!»
Но нет, не кончено. То, что казалось концом, было только началом.
Они вместе вернулись в деревню, вместе прошли под распятием.
Люди видели, как они идут по дороге, она говорила им:
— Я привела возлюбленного! Он вернулся! Он будет жить с нами!
Теперь люди живут там, где им хочется, там, где им нравится.
Вечерело, люди повсюду садились на лавочки перед домами.
По вечерам они садятся все вместе, и это прекрасно! О, старый деревенский обычай собираться после рабочего дня, когда свежий воздух зовет побыть еще немного на улице, не уходить сразу в дом. С коровами уже управились, детей уложили в кровати, взрослые только что поужинали. О, старый сладостный деревенский обычай, который люди сохранили, и, как прежде, одни сидели, другие стояли. Кто-то доставал жевательный табак, кто-то курил трубку. Птицы, порхая с места на место, шумели возле карнизов.
Мелькали, будто на ниточках, летучие мыши. Здесь же был золотоискатель Морис, продолжавший свою историю, и Августин с Августеном остановились его послушать, а он рассказывал:
— Все же мы были братьями, мы всегда дружили, и лишь золото нас разделило… Помните, кто следил за мной, когда я работал на склоне? Я сделал вид, что ни о чем не подозреваю. Вечером я спустился, как обычно, на сеновал. В углу стояла корзинка. Взяв из нее буханку, я увидел внизу листок бумаги, на котором было что-то написано. Меня удивило не то, что откуда-то взялась там корзинка, а лежавшая в ней записка. Мы никогда ничего не писали, если только дело не касалось расчетов. В записке Жан сообщал мне, что должен пойти в деревню и вернется не раньше следующего дня. Я долго не мог заснуть, думая о записке и пытаясь связать сказанное в ней с тем, что случилось днем. Ночь стояла безлунная, но высыпало невероятное количество звезд, как часто случается в конце лета, когда кажется, Господь Бог перестает их считать, желая вдосталь одарить нас ими прежде, чем они исчезнут совсем. Свет их проникал во все щели, словно пыль, когда подметаешь. В конце концов я, должно быть, задремал. И вдруг мне чудится, что кто-то толкает дверь. Вначале, едва приоткрыв глаза, я подумал, что это сон. Но дверь сама по себе тихонечко отворялась, вот она отворилась еще больше, я продолжал лежать, не двигаясь. Кто-то бесшумно вошел. Подошел к моей одежде, взял ее, вышел, вернулся; подошел к корзине, к башмакам, повертел их; обшарил углы, поискал рукой за прибитой к стене дощечкой; после поглядел в мою сторону, но явно мешкал. Постоял в нерешительности, пожал плечами и вышел. Так же тихо, как и вошел, потому что был босиком. Я видел, как опять отворилась дверь, звездный свет мелькнул на полу. И в тот же самый момент я поднялся. Распахнул дверь и крикнул в ночи:
— Жан!
Он не остановился. Шел так, будто не слышит. Я закричал еще громче:
— Послушай, Жан! Я ведь не спал!
На этот раз он обернулся. В той прежней жизни все портило себялюбие.
— Ежели не спал, то, стало быть, притворялся!
Я не мог удержаться:
— Жан, тебе не стыдно?!
Я подошел еще ближе, меж нами было всего несколько шагов. Два брата стояли под луной. Он выставил вперед голову, словно нападающий бык.
— Ну-ка повтори!
— И повторю, потому что это правда…
Он ударил меня наотмашь, я едва не свалился на спину. Я набросился на него. Он упал. Я упал на него, двумя руками схватил за горло. Под луной были два брата. Я видел, что он раскрыл рот, воздух больше не попадал внутрь. Он двигал ртом, будто жевал, представьте, так привязанная к колу коза тянется к траве. Мне стало страшно… И в последний момент, к счастью для меня, я отскочил и что было сил бросился прочь, но с тех пор мы с братом не разговаривали. Потом он умер. И где он теперь? Скажите же, что мы были в то время за люди?..