Помните, коллега, как он сказал: «Это не заурядный преступник. Он не способен на подлости, не крадет, не обманывает. Но, убивая человека, он спокоен, словно делает на доске шах и мат. Он убивает не в состоянии аффекта, а холодно, в здравом уме и твердой памяти, словно решает задачу или техническую проблему.. » Превосходно сказано, коллега! И дальше: «Когда он выходит на охоту, человек для него лишь добыча.. » Сравнение с тигром было, пожалуй, слишком театрально, но присяжным оно понравилось.
— Или, например, когда он сказал: «Этот убийца никогда ни в чем не раскаивается, – подхватил член суда. – Он всегда уверен в себе и не боится собственной совести. .»
— А взять хотя бы такой психологический штрих, –
продолжал председатель, вытирая полотенцем руки, – что обвиняемый – позер, которому хотелось бы поразить мир...
— М-да, – согласился член суда, – Клапка – опасный противник!
— «Гуго Мюллер виновен» – единогласное решение двенадцати присяжных. И кто бы мог подумать! – удивился председатель суда. – Все-таки Клапка добился своего.
Для нашего прокурора судебный процесс – все равно что охота или игра в шахматы. Он прямо-таки впивается в каждое дело.. Да, коллега, не хотел бы я иметь его своим врагом.
— А он любит, чтобы люди его боялись, – вставил член суда.
— Да, самонадеянность в нем есть. – Почтенный председатель задумался. – А кроме того, у него изумительная сила воли. . и жажда успеха. Сильный человек, коллега, но... – Председатель суда не нашел подходящего слова. –
Пойдемте-ка ужинать!
ТАЙНА ПОЧЕРКА
— Рубнер, – сказал главный редактор, – сходите-ка поглядите на этого графолога Енсена, сегодня он выступает перед представителями печати. Говорят, нечто потрясающее. И дайте о нем пятнадцать строк.
— Ладно, – проворчал Рубнер безразличным тоном искушенного службиста.
— Но смотрите не поддавайтесь на мистификацию, –
наставлял его редактор. – Хорошенько все проверьте, по возможности лично. Для того я и посылаю такого опытного репортера, как вы..
— . .Таковы, господа, основные принципы научной, точнее говоря, психометрической графологии, – закончил графолог Енсен свои теоретические пояснения. – Как видите, вся система построена на чисто экспериментальных основах. Разумеется, практическое применение этих эмпирических методов настолько сложно, что я не смогу подробно изложить их в этой единственной лекции. Поэтому я ограничусь тем, что продемонстрирую вам анализ двухтрех почерков, не входя в подробные объяснения аналитического процесса, на это у нас, к сожалению, сегодня нет времени. Прошу, господа, дать мне какой-нибудь образец почерка.
Рубнер, уже ожидавший этого момента, тотчас подал знаменитому графологу исписанный листок. Енсен нацепил свои волшебные очки и воззрился на почерк.
— Ага, женская рука, – усмехнулся он. – Мужской почерк обычно выразительнее и интереснее для анализа, но в конце концов.. – Бормоча что-то себе под нос, графолог внимательно смотрел на листок. – Гм, гм.. . – произносил он, покачивая головой. Стояла мертвая тишина.
— Скажите, эта особа – . .близкий вам человек? – спросил вдруг Енсен.
— Нет, что вы! – решительно возразил Рубнер.
— Тем лучше, – сказал великий Енсен. – Тогда слушайте. Эта женщина лжива! Таково самое первое впечатление от ее почерка: ложь, привычка лгать, лживая натура.
Впрочем, у нее довольно низкий духовный уровень, образованному человеку с ней и поговорить не о чем. Ужасная чувственность, смотрите, какие жирные линии нажима. . И
страшно неряшлива, в доме у нее, наверное, черт знает какой беспорядок, да. Таковы основные черты почерка, как я вам уже объяснял. Они отражают те привычки, свойства, особенности характера, которые видны сразу и проявляются непроизвольно, так сказать, механически. Собственно, психологический анализ начинается с тех черт и свойств, которые данная личность прячет или подавляет, боясь предстать без прикрас перед окружающими. Вот, например, эта женщина, – продолжал Енсен, приставив палец к носу, – она ни с кем не поделится своими мыслями. Она примитивна, но эта примитивность, так сказать, с двойным дном: у нее много мелких интересов, за которыми она прячет подлинные мысли. Эти скрытые помыслы тоже ужасающе убоги: я сказал бы, что это порочность, подчиненная душевной лени. Обратим, например, внимание на то, какая отвратительная чувственность в этом почерке (это же и признаки расточительности) сочетается с низменной рассудочностью. Эта особа слишком любит свои удобства, чтобы пускаться в рискованные похождения. Разумеется, если подвертывается удобный случай, она.. впрочем, это не наше дело. Итак, она необычайно ленива и при этом многоречива. Если она что-нибудь сделает, то говорит потом об этом полдня, так что слушать противно. Она слишком много занимается своей особой и явно никого не любит. Однако ради собственного благополучия она вцепится в кого угодно и будет уверять, что любит его и бог весть как о нем заботится. Одна из тех женщин, с которыми всякий мужчина становится тряпкой просто от скуки, от бесконечной болтовни, от всей этой низменной чувственности. Обратите внимание, как она пишет начало слов, в особенности фраз, – вот эти размашистые и мягкие линии. Ей хочется командовать в доме, и она действительно командует, но не благодаря своей энергии, а в результате многословия и какой-то деланной значительности. Самая подлая тирания – это тирания слез.