заговорил, в свою очередь, упицкий доктор. – У нас в Упе, за гавловицким мостом, в корнях верб и ольхи жил старик водяной. Звали его Иодгал. Брюзга, ворчун, страшилище; нелюдим; случалось, наводнение устраивал и даже детей топил во время купанья. Словом, его присутствие в реке никому радости не доставляло.
Как-то раз осенью приходит ко мне на прием старичок в зеленом фраке и с красным галстуком на шее; охает, чихает, кашляет, сморкается, вздыхает, потягивается, бормочет:
— Простудился я, дохтур, насморк схватил. Здесь ноет, тут колет, спину ломит, суставы выворачивает, кашлем всю грудь разбило, нос заложило так, что не продохнешь.
Помогите, пожалуйста.
Выслушал я его и говорю:
— У вас ревматизм, дедушка; я дам вам вот эту мазь, то есть линиментум, чтоб вы знали; но это не все. Вам нужно быть в теплом, сухом помещении, понимаете?
— Понимаю, – проворчал старик. – Только насчет сухости и тепла, молодой господин, не выйдет.
— Почему же не выйдет? – спрашиваю.
— Да потому, господин дохтур, что я – гавловицкий водяной, – отвечает дед. – Ну как же я так устрою, чтобы в воде сухо и тепло было? Ведь мне и нос-то вытирать водной гладью приходится. В воде сплю и водой накрываюсь.
Только вот теперь, на старости лет, стал из мягкой воды постель себе стелить вместо твердой, чтобы не так жестко лежать было. А насчет сухости и тепла – трудно.
— Ничего не поделаешь, дедушка. В холодной воде с таким ревматизмом вам быть вредно. Старые кости тепла требуют. Сколько вам лет-то, господин водяной?
— Охо-хо, – забормотал старик. – Я ведь, господин дохтур, еще с языческих времен на свете живу. Выходит, несколько тысяч лет, а то и побольше. Да, немало пожил!
— Вот видите, – сказал я. – В ваши годы, дедушка, вам бы поближе к печке. Постойте, мне пришла в голову мысль! Вы слышали о горячих ключах?
— Слыхал, как не слыхать, – проворчал водяной. – Да ведь здесь таких нету.
— Здесь нет, но есть в Теплице, в Пештянах, еще коегде. Только глубоко под землей. И горячие ключи эти, имейте в виду, как будто нарочно созданы для больных ревматизмом старых водяных. Вы просто-напросто поселитесь в таком горячем источнике, как местный водяной, и заодно будете лечить свой ревматизм.
– Гм, гм, – промолвил дедушка в нерешительности. – А
какие обязанности у водяного горячих ключей?
— Да не особенно сложные, – говорю. – Подавать все время горячую воду наверх, не позволяя ей остынуть. А
излишек выпускать на земную поверхность. Вот и все.
— Это бы ничего,
– проворчал гавловицкий водяной. –
Что ж, поищу какой-нибудь такой ключ. Премного благодарен вам, господин дохтур.
И заковылял из кабинета. А на том месте, где стоял, лужицу оставил.
И представьте себе, коллеги, – гавловицкий водяной оказался настолько благоразумным, что последовал моему совету: поселился в одном из горячих источников Словакии и выкачивает из недр земли столько кипятку, что в этом месте непрерывно бьет теплый ключ. И в горячих водах его купаются ревматики, с большой для себя пользой. Они съезжаются туда лечиться со всего света.
Последуйте его примеру, господин Мадияш, – исполняйте все, что мы, врачи, вам советуем.
Случай с русалками
– У меня тоже был один интересный случай, – заговорил доктор из Горжичек. – Сплю я раз ночью как убитый,
– вдруг слышу, кто-то в окно стучит и зовет: «Доктор!
Доктор!»
Открываю окно.
— В чем дело?
– спрашиваю. – Я кому-нибудь понадобился?
— Да,
– отвечает мне какой-то встревоженный, но приятный голос. – Иди! Иди помоги!
— Кто это?
– спрашиваю. – Кто меня зовет?
— Я,
голос ночи, – послышалось из мрака. – Голос лунной ночи. Иди!
— Иду, иду
, – ответил я, как во сне, и поспешно оделся.
Выхожу из дома – никого!
Признаюсь, я струхнул не на шутку.
— Эй!
– зову вполголоса. – Есть тут кто-нибудь? Куда мне идти?
— За мной, за мной, – нежно простонал кто-то невидимый.
Пошел я на этот голос прямо по целине, не думая о дороге, сперва росистым лугом, потом бором. Ярко светила луна, и все застыло в ее холодных лучах. Господа, я знаю здешние края как свои пять пальцев; но той лунной ночью окружающее казалось чем-то нереальным, какой-то феерией. Иной раз узнаешь какой-то другой мир в самой знакомой обстановке.
Долго шел я на этот голос, вдруг вижу: да ведь это Ратиборжская долина, ей-богу.