— А дальше что? – сгорая от любопытства, воскликнул прокурор.
— Больше ничего не видно, все расплывается. Как-то странно расплывается и становится туманным под натиском жестокой и безжалостной воли человека, приготовившегося схватить добычу. Но в ней нет охотничьей страсти, есть только доводы рассудка. Рассудочность в каждой детали. Словно решается математическая задача или техническая проблема. Этот человек никогда ни в чем не раскаивается, он уверен в себе и не боится упреков собственной совести. Мне кажется, что он на всех смотрит свысока, он очень высокомерен и самолюбив. Ему нравится, что люди его боятся. – Ясновидец выпил еще глоток воды. – Но вместе с тем он актер. По сути дела, он честолюбец, который любит позировать перед людьми. Ему хотелось бы поразить мир своими деяниями. . Хватит, я устал. Он мне противен.
— Слушайте, Яновиц, – обратился к хозяину взволнованный прокурор. – Ваш ясновидец в самом деле поразителен. Он нарисовал точнейший портрет: сильный и безжалостный человек, для которого люди только добыча; мастер в своей игре; рассудочная натура, которая логически обосновывает свои поступки и никогда не раскаивается; джентльмен и притом позер. Господин Яновиц, этот
Карадаг разгадал его полностью!
— Вот видите, – обрадовался польщенный Яновиц. –
Что я вам говорил! Это было письмо от либерецкого Шлифена, а?
— Что вы! – воскликнул прокурор. – Господин Яновиц, это письмо одного убийцы.
— Неужели! – изумился Яновиц. – А я-то думал, что оно от текстильщика Шлифена. Он, знаете ли, великий разбойник, этот Шлифен.
— Нет. Это было письмо Гуго Мюллера, этого братоубийцы. Вы обратили внимание, что ясновидец упомянул о пруде и моторной лодке. С этой лодки Мюллер бросил в воду своего брата.
— Быть не может, – изумился Яновиц. – Вот видите, господин прокурор, какой изумительный талант!
— Бесспорно, – согласился тот. – Как он анализировал характер этого Мюллера и мотивы его поступков! Это просто феноменально! Даже я не сделал бы этого с такой глубиной. А ясновидец только ощупал пальцами строчки письма, и пожалуйста.. Господин Яновиц, здесь что-то есть. Видимо, человеческий почерк действительно испускает некие флюиды или нечто подобное.
— Я же вам говорил! – торжествовал Яновиц. – А кстати, господин прокурор, покажите мне почерк убийцы. Никогда в жизни не видывал!
— Охотно, – сказал прокурор и вытащил из внутреннего кармана тот самый конверт. – Кстати, письмо интересно само по себе.. – добавил он, извлекая листок из конверта,
и вдруг изменился в лице. – Вернее.. Собственно говоря, господин Яновиц, – с трудом произнес прокурор, – письмо
– документ из судебного дела.. так что я не могу вам его показать. Прошу прощения. .
Через несколько минут прокурор бежал домой, не замечая даже, что идет дождь. «Я – осел! – твердил он себе с горечью. – Я – кретин! И как только могло это со мной случиться?! Идиот! Вместо письма Мюллера второпях вынуть из дела собственные заметки к обвинительному заключению и сунуть их в конверт! Обормот! Стало быть, это мой почерк! Покорно благодарю! Погоди же, мошенник, я тебя еще подстерегу!»
«А впрочем, – прокурор начал успокаиваться, – он ведь не сказал ничего очень дурного. Сильная личность, изумительная воля, не способен к подлостям. . Согласен.
Строгий моральный кодекс.. Очень даже лестно! Никогда ни в чем не раскаиваюсь.. Ну и слава богу, значит, не в чем: я только выполняю свой долг. Насчет рассудочной натуры тоже правильно. Вот только с позерством он напутал... Нет, все-таки он шарлатан!»
Прокурор вдруг остановился. «Ну, ясно! – сказал он себе. – То, что говорил этот князь, можно сказать почти о каждом человеке. Все это просто общие места. Каждый человек немного позер и честолюбец. Вот и весь фокус: надо говорить так, чтобы каждый мог узнать самого себя.
Именно в этом все дело», – решил прокурор и, раскрыв зонтик, зашагал домой своей энергической походкой.
— Господи боже мой, – огорчился председатель суда, снимая судейскую мантию. – Уже семь часов! Ну и затянули опять! Еще бы, прокурор говорил два часа. Но выиграл процесс! При таких слабых доказательствах добиться смертного приговора – это называется успех! Да, пути присяжных заседателей неисповедимы. А здорово он выступал! – продолжал председатель, моя руки. – Главное, как он охарактеризовал этого Мюллера – великолепный психологический портрет. Этакий чудовищный, нечеловеческий характер, слушаешь, и прямо бросает в дрожь.