Чудной был поросенок.
Говорит ему раз корова, и очень серьезно:
— Ванька ты Ванька! Не сносить тебе головы. Родителей бы пожалел! Ну скажи на милость, какая из тебя колбаса выйдет, ежели ты, заместо помоев, журавля в небе норовишь поймать.
Осел говорит:
— А еще образованный! Студент тоже! Я бы тебе под хвост крапивы: узнал бы тогда кузькину мать.
И дядя-боров хрюкает:
— Вот я уж от жира ходить не могу. Брюхо-то у меня во какое. А в голове рассужденье. Я свое свинячье положение знаю. Я свое возьму. А ты что? Ты не свинячий сын, а латаха несуразная.
А поросенок в ответ:
— Я, дяденька, литературой займусь. Из меня сочинитель выйдет.
— Ты почем знаешь?
— Да уж у меня такие приметы есть.
— Какие такие приметы? Заврался ты, братец.
— Да у меня их много, дяденька: вот, например, розы я обожаю. Сочинителей хлебом не корми, розы им подавай.
— Где ты, свинячий сын, розы видел?
— Я. дяденька, третьего дня в сад забрался: целый день на клумбе пролежал.
Рассердился боров.
— Уходи, — говорит, — Ванька, подальше. Не посмотрю, что племянник, — слопаю.
Дал Ванька стрекача от родственника, а у самого в голове та же загвоздка: как бы на клумбе полежать да розы понюхать.
Спит свинячий сын и видит во сне: лежит он, Ванька, весь в розах, а все вокруг говорят: «Ах, какой приятный поросенок!»
Что же! Оказался сон в руку. Наступила Пасха. Понадобился, как водится, поросенок.
Пришел повар на скотный двор. Поймал Ваньку.
— Ты, — говорит, — свинячий сын, не больно жирен. Да я, — говорит, — нафарширую тебя. И будет ладно.
Лежит поросенок на блюде смирно. Глазом не моргнет.
А вокруг — розы… Правда, из бумаги. Однако если поразмыслить, то и это не худо.
«Сатирикон», 1909, № 42
Илья ЭРЕНБУРГ
* * *
Когда встают туманы злые
И ветер гасит мой камин,
В бреду мне чудится, Россия.
Безлюдие твоих равнин.
В моей мансарде полутемной.
Под шум парижской мостовой.
Ты кажешься мне столь огромной.
Столь беспримерно неживой.
Таишь такое безразличье.
Такое нехотенье жить,
Что я страшусь твое величье
Своею жалобой смутить.
Март, или апрель 1912
* * *
Как радостна весна родная:
И в небе мутном облака,
И эта взбухшая, большая.
Оковы рвущая река.
И я гляжу, как птичья стая
Слетает на верхи берез
И как ее пугает, лая,
Веселый и продрогший пес.
Март или апрель 1912
О России
Ты прости меня, Россия, на чужбине
Больше я не в силах жить твоей святыней.
Слишком рано отнят от твоей груди,
Я не помню, что осталось позади.
Если я когда-нибудь увижу снова
И носильщиков, и надпись «Вержболово»,
Мутный, ласковый весенний день.
Талый снег и горечь деревень.
На дворе церковном бурые дорожки
И березки хилой тонкие сережки, —
Я пойму, как пред тобой я нищ и мал.
Как я много в эти годы растерял.
И тогда, быть может, соберу я снова
Все, что сохранилось детского, родного,
И отдам тебе остатки прежних сил.
Что случайно я сберег и утаил.
Февраль или март 1913
О Москве
Есть город с пыльными заставами,
С большими золотыми главами,
С особняками деревянными.
С мастеровыми вечно пьяными,
И столько близкого и милого
В словах: Арбат, Дорогомилово.
Февраль или март 1913
О маме
Если ночью не уснешь, бывало,
Босыми ногами.
Через темную большую залу,
Прибегаешь к маме.
Над кроватью мамина аптечка —
Капли и пилюли,
Догорающая свечка
И белье на стуле.
Посидишь — и станет почему-то
Легче и печальней.
Помню запах мыла и уюта
В полутемной спальне…
Февраль или март 1913
НЕИЗВЕСТНЫЕ АВТОРЫ
Две радости
Солнце… Зелень… Птичий гам.
Выставленья зимних рам.
Обыск, арест, экзекуция…
То есть целых два зараз
Удовольствия для нас:
И весна и… конституция.
«Сатирикон», 1908, № 4
Вопрос
Выйдешь ли, родная пресса.
Из-под тягостного пресса?
Иль, под веяньем реакции.
Ярко-черные реакции
Совершатся в черепах,
И получишь в формах права
Ты указ злорадный справа —
В духе мудрых черепах…
«Сатирикон», 1908, № 34
Прессе
Птица вольная прогресса,
Буревестник новых дней.
Ты несла, родная пресса,
Веру в счастье и людей.
Рассекали воздух горниц
Два свободные крыла.
Направлялся лёт упорный.
Прям и верен, как стрела.
Но оббили злые вьюги
Перья с левого крыла,
И в запутанные круги
Стройность взлета перешла.
Нет уверенной отваги
В левом раненом крыле, —
Конвульсивные зигзаги
Нагибаются к земле…
И не взвиться птице ныне
В дали вольные высот, —
Жалкий жребий — рыться в тине,
В смрадных зарослях болот.
«Сатирикон», 1908, №. 34
Конкуренты