К сожалению, мы даже этого не можем предложить.
Гомель. — Н. И. Ч-ову.
«Сострите что-нибудь в почтов. ящик». просите вы.
Можно и сострить.
Все присланное никуда не годится. Правда, смешно?
Садовая, 83. — Бекару.
«Может быть, — предполагаете вы, — редакция преподнесет мне в ответ шиш с маслом (?)…»
Не зная способа приготовления этого странного кушанья и предполагая в вас избалованного, тонкого гурмана, редакция думает, что скромный «Сатирикон» для ваших вещей не подходит.
Одесса. — Черноморцу.
«Ужасное чудовище полз и полз дальше», — пишете вы среди рассказа.
Так как вы написало этот рассказ безграмотно, то редактор ему уничтожила.
Минск. — Герусову.
Ваше предложение насчет присылки имеющихся у вас 123 стихотворений нам не подойдет. Мало. Нам около полуторы тысячи нужно. Пишите пока остальные, а там видно будет.
Мелитополь. — Самуилу.
Самуил ставит вопрос прямо:
«Может быть, моя голова и руки пригодятся к (?) вашему журналу?»
Ответ можем дать только по получении. Высылайте в спирту.
Одесса. — Круту.
Хотя вы бессовестно и льстите мне, заканчивая каждую строфу стихотворения возгласом: «Ave Цезарь!» — но я, по своей скромности уклоняясь от этого титула, все-таки стихи нахожу слабыми.
Казанская ул., 17. — Белке.
Ваш «стих», как вы пишете, вчера получили. На нас вчера нашел скверный стих!
Загородн. пр. — М. Р.
Откуда вы взяли, что «порох стреляет»? Какой это вам Шварц сказал?
В пространство. — Литовцу.
Так вы говорите, что это ваши стихи?
Бледны, полны тупых сожалений
Потерявшие шик молодцы,
Вот по Невскому бродят, как тени.
Разоренные ею глупцы.
Можно вам ответить так:
Бледен, полон тупых сожалений
О том, что он не может сочинить
Ничего оригинального, — украл Литовец
У Некрасова стихи и прислал в «Сатирикон».
Может быть, это нескладно. Но это верно.
Невский, ООО. — Манджурцу.
Ввиду того, что странное выражение «бык те заешь» доказывает полное ваше незнакомство с зоологией, — рассказ не будет напечатан.
В пространство. — Дышловому.
Нужно же выдумать такой оборот: «…он сделал мне твердый знак» (?!)
Отчего ему бы заодно не прописать вам за русский язык и ижицы.
Москва. — Павлу Г.
Кованый стиль: «Чистя апельсин, она поглядывала на полковника и с удовольствием кусала его острыми зубками».
— Вы ели когда-нибудь полковников? — спросят Павла Г.
— Нет, — ответит Павел Г., — но героини моих рассказов частенько питались ими..
Ст. Каватин. — Гус. Э-ову.
Наш долг сообщить вам, что адажио не есть фамилия композитора и тумба отнюдь не музыкальный инструмент.
Москва. — Муссику.
«Все знакомые, — пишет Муссик, — находят Муссика очень остроумным».
А Муссик острит так: «Почему говорят «заслонка», а не «заверблюдка»?»
По-нашему, этот вопрос может интересовать только обойденного верблюда, но никак не человекоподобного Муссика…
Лиговск. — Эн-Эсу.
Товарищ Муссика по несчастию. Эн-Эс пишет:
«Если и будет отказ, то сообщите его без издевательств — в двух самых обыкновенных необидных словах!..»
Исполняем желание Эн-Эса:
— Сквер. Но.
Змиев. — П. К. Л.
Что это такое: «Бонмот о шляпе»? Где вы встречали такое слово «бонмот»? Если это по-французски, то нужно было сказать так: «бонмот о шапеаукс’е». Эх, П.К. Л., П.К. Л!!!..
Александровск. — Рип-пу.
«К вам в «Сатирикон», — пишет Рип-п, — и соваться страшно…»
Отчего же? Суйтесь.
Москва. — Бульбе.
А Бульба острит так:
«Если он сам Кук, то жена у него Кукушка, а дети — Кукиши…»
За такой виц редакция, в виде гонорара, согласна подарить автору одного из детей Кука.
Невский, 71. — Юсу.
Есть люди, которые смеются, если им показать палец. Мы нашли одного такого и прочли ему ваш юмористический рассказ. Бедняга расплакался.
Таврическая, 27. — Петербуржцу.
Лучшее стилистическое место вашего рассказа: «Вид дам, еще не успевших истратить имеющийся у них запас денег, целой толпой стремящихся в двери магазинов…»
Язык у вас — из лучшего английского сукна.
Ивановская. — А. Д. Г-ву.
«Почему Дума, — мудро спрашиваете вы, — занимается вопросом только о конокрадстве, оставляя в стороне коровокрадство?»
Да уж, знаете, эта Дума… Мало ли еще темных сторон в жизни русского крестьянина: слонокрадство, бегемотокрадство, уж не говоря об увеличивающейся с каждым годом пропаже страусов.
В пространство. — Страннику.
Номер «Сатирикона», в котором мы выругали ваши стихи, высылаем.
Видом на жительство служить не может.
В пространство. — Иванову.
«Пуговкин, прочтя газету, сладко подтянулся…»
Не мешало бы и вам, Иванов, это сделать.
Москва — Сай-ому Б. О.
«По этим стихам вынесите мне приговор: может быть, мне не надо закапывать своего таланта?..»
Отдельной бандеролью высылаем лопату.
Знаменская, 7. — Воину.
«Не знаю, — пишете вы, — напечатаете вы меня или вставите перо».
Не будучи осведомленными в цели и полезности этой загадочной операции, от напечатания стихов отказываемся.
Москва. — А. Бончалов…
Боже! Что это? Рукопись в двенадцать листовых страниц?! Что они со мной делают? Они льют мне рукописи на голову? Матушка! Матушка!! Пожалей своего несчастного сына…
Николай АГНИВЦЕВ
Гимн
Е(го) В(ысоко)Б(лагородию)
Ивану Ивановичу г-ну Иванову
Гремите, бубны и фаготы,
Со всем усердием в кредит, —
Сегодня, милые, работы
Нам очень много предстоит.
Пылая жаром, что экватор.
Пою, как сотня теноров.
Тебя, коллежский регистратор
Иван Иваныч Иванов.
Обужен, сплюснут, без отметин,
В семи водах прокипячен.
Он вездесущ, хоть незаметен.
Он тот, чье имя — «легион».
И на картине Мирозданья
Он — фон гигантского холста.
На коем в дерзком сочетанье
Горят эффектные цвета…