Выбрать главу

АНТИОХ КАНТЕМИР  САТИРЫ. ПИСЬМА. ЭПИГРАММЫ. ИЗ АНАКРЕОНА

САТИРЫ

Сатира I На хулящих учение К уму своему[1]

1 Уме недозрелый плод недолгой науки![2] Покойся, не понуждай к перу мои руки: Не писав летящи дни века проводити Можно, и славу достать, хоть творцом[3] не слыти. 5 Ведут к ней нетрудные в наш век[4] пути многи, На которых смелые не запнутся ноги; Всех неприятнее тот, что босы проклали Девять сестр[5]. Многи на нем силу потеряли, Не дошед; нужно на нем потеть и томиться, 10 И в тех трудах всяк тебя как мору чужится, Смеется, гнушается. Кто над столом гнется, Пяля на книгу глаза, больших не добьется Палат, ни расцвеченна марморами саду[6]; Овцу не прибавит[7] он к отцовскому стаду. 15 Правда, в нашем молодом монархе[8] надежда Всходит музам[9] немала; со стыдом невежда Бежит его. Аполлин[10] славы в нем защиту Своей не слабу почул, чтяща свою свиту Видел его самого[11], и во всем обильно 20 Тщится множить жителей парнасских[12] он сильно. Но та беда: многие в царе похваляют За страх то, что в подданном дерзко осуждают. «Расколы и ереси[13] науки суть дети; Больше врет, кому далось больше разумети; 25 Приходит в безбожие[14], кто над книгой тает, — Критон с четками в руках ворчит[15] и вздыхает, И просит, свята душа, с горькими слезами Смотреть, сколь семя наук вредно между нами; Дети наши, что пред тем, тихи и покорны, 30 Праотческим шли следом к божией проворны Службе, с страхом слушая, что сами не знали, Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали; Толкуют, всему хотят знать повод, причину, Мало веры подая священному чину; 35 Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу, Не прибьешь их палкою к соленому мясу; Уже свечек не кладут, постных дней не знают; Мирскую в церковных власть руках лишну чают, Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали, 40 Поместья и вотчины весьма не пристали». Силван другую вину[16] наукам находит. «Учение, — говорит, — нам голод наводит; Живали мы преж сего, не зная латыне, Гораздо обильнее, чем мы живем ныне; 45 Гораздо в невежестве больше хлеба жали[17]; Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли. Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину, Ни связи, — должно ль о том тужить дворянину? Довод, порядок в словах[18] — подлых то есть дело, 50 Знатным полно подтверждать иль отрицать смело. С ума сошел, кто души силу и пределы[19] Испытает; кто в поту томится дни целы, Чтоб строй мира и вещей выведать премену Иль причину,[20] — глупо он лепит горох в стену. 55 Прирастет ли мне с того день к жизни, иль в ящик Хотя грош? Могу ль чрез то узнать, что приказчик, Что дворецкий крадет в год? как прибавить воду В мой пруд? как бочек число с винного заводу? Не умнее, кто глаза, полон беспокойства, 60 Коптит, печась при огне, чтоб вызнать руд свойства,[21] Ведь не теперь мы твердим, что буки, что веди — Можно знать различие злата, сребра, меди. Трав, болезней знание[22] — голы все то враки; Глава ль болит — тому врач ищет в руке знаки;[23] 65 Всему в нас виновна кровь, буде ему веру Дать хочешь. Слабеем ли — кровь тихо чрезмеру Течет; если спешно — жар в теле; ответ смело Дает, хотя внутрь никто видел живо тело.[24] А пока в баснях таких время он проводит, 70 Лучший сок из нашего мешка в его входит. К чему звезд течение числить[25], и ни к делу, Ни кстати за одним ночь пятном[26] не спать целу, За любопытством одним лишиться покою, Ища, солнце ль движется, или мы с землею?[27] 75 В часовнике можно честь на всякий день года Число месяца и час солнечного всхода. Землю в четверти делить без Евклида смыслим,[28] Сколько копеек в рубле — без алгебры[29] счислим». Силван одно знание слично людям хвалит: 80 Что учит множить доход и расходы малит; Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет, Гражданству вредным весьма безумством звать смеет. Румяный, трожды рыгнув, Лука[30] подпевает: «Наука содружество людей разрушает; 85 Люди мы к сообществу божия тварь стали,[31] Не в нашу пользу одну смысла дар прияли. Что же пользы иному, когда я запруся В чулан, для мертвых друзей[32] — живущих лишуся, Когда все содружество, вся моя ватага 90 Будет чернило, перо, песок да бумага? В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати: И так она недолга — на что коротати, Крушиться над книгою и повреждать очи? Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи? 95 Вино — дар божественный[33], много в нем провору: Дружит людей, подает повод к разговору, Веселит, все тяжкие мысли отымает, Скудость знает облегчать, слабых ободряет, Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит, 100 Любовник легче вином в цель свою доходит.[34] Когда по небу[35] сохой бразды водить станут, А с поверхности земли звезды уж проглянут, Когда будут течь к ключам своим быстры реки И возвратятся назад минувшие веки, 105 Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, — Тогда, оставя стакан, примуся за книгу». Медор[36] тужит, что чресчур бумаги исходит На письмо, на печать книг, а ему приходит, Что не в чем уж завертеть завитые кудри;[37] 110 Не сменит на Сенеку[38] он фунт доброй пудры; Пред Егором двух денег Виргилий[39] не стоит; Рексу — не Цицерону[40] похвала достоит. Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши; Вот для чего я, уме, немее быть клуши 115 Советую. Когда нет пользы, ободряет К трудам хвала[41], — без того сердце унывает. Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети! Трудней то, неж пьянице вина не имети, Нежли не славить попу святую неделю, 120 Нежли купцу[42] пиво пить не в три пуда хмелю. Знаю, что можешь, уме, смело мне представить, Что трудно злонравному добродетель славить, Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобны Науку должны хулить, — да речи их злобны 125 Умным людям не устав, плюнуть на них можно; Изряден, хвален твой суд[43]; так бы то быть должно, Да в наш век злобных слова умными владеют. А к тому ж не только тех науки имеют Недрузей, которых я, краткости радея, 130 Исчел иль, правду сказать, мог исчесть смелея. Полно ль того? Райских врат ключари святые[44], И им же Фемис вески вверила златые,[45] Мало любят, чуть не все, истинну украсу.[46] Епископом хочешь быть — уберися в рясу, 135 Сверх той тело с гордостью риза полосата[47] Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата,[48] Клобуком покрой главу, брюхо — бородою,[49] Клюку пышно повели везти пред тобою;[50] В карете раздувшися, когда сердце с гневу 140 Трещит, всех благословлять нудь праву и леву.[51] Должен архипастырем всяк тя в сих познати Знаках, благоговейно отцом называти. Что в науке? что с нее пользы церкви будет? Иной, пиша проповедь, выпись позабудет,[52] 145 От чего доходам вред; а в них церкви пра́ва Лучшие основаны, и вся церкви слава. Хочешь ли судьею стать — вздень перук с узлами, Брани того, кто просит с пустыми руками,[53] Твердо сердце бедных пусть слезы презирает, 150 Спи на стуле, когда дьяк выписку читает. Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы, Иль естественный закон, иль народны правы[54] — Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну, Налагая на судей ту тягость несносну, 155 Что подьячим должно лезть на бумажны горы,[55] А судье довольно знать крепить приговоры. К нам не дошло время то,[56] в коем председала Над всем мудрость и венцы одна разделяла, Будучи способ одна к высшему восходу. 160 Златой век[57] до нашего не дотянул роду; Гордость, леность, богатство — мудрость одолело,[58] Науку невежество местам уж посело, Под митрой[59] гордится то, в шитом платье ходит, Судит за красным сукном,[60] смело полки водит. 165 Наука ободрана, в лоскутах обшита, Изо всех почти домов с ругательством сбита; Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы, Как, страдавши на море, корабельной службы. Все кричат: «Никакой плод не видим с науки, 170 Ученых хоть голова полна — пусты руки». Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает, Танцует, на дудочке песни три играет,[61] Смыслит искусно прибрать в своем платье цветы, Тому уж и в самые молодые леты 175 Всякая высша степень — мзда уж невелика, Семи мудрецов[62] себя достойным мнит лика. «Нет правды в людях, — кричит безмозглый церковник, — Еще не епископ я, а знаю часовник,[63] Псалтырь и послания[64] бегло честь умею, 180 В Златоусте не запнусь,[65] хоть не разумею». Воин ропщет, что своим полком не владеет, Когда уж имя свое подписать умеет. Писец[66] тужит, за сукном что не сидит красным, Смысля дело набело списать письмом ясным.[67] 185 Обидно себе быть, мнит, в незнати старети, Кому в роде семь бояр[68] случилось имети И две тысячи дворов за собой считает, Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает. Таковы слыша слова и примеры видя, 190 Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя. Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится, Кто в тихом своем углу молчалив таится; Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,[69] Весели тайно себя, в себе рассуждая 195 Пользу наук; не ищи, изъясняя тую, Вмес