– Все нормально, сказал же, – огрызнулся на слова сестры Микки через плечо, звучно скрипнув зубами, и включил душевую лейку, надеясь шумом воды предотвратить дальнейшие расспросы Мэнди и закончить этот неприятный разговор. – Закрыли тему, – отрезал он, смывая остатки геля для душа и шампуня с бортиков ванны в сток, давая указание, скорее, себе, нежели девушке.
И мысленно перевернул страницу с яркими картинками произошедшего несколькими часами ранее и воспоминаниями тринадцатилетней давности, очищая голову и душу от мельчайших черных шрамов.
– … хоть понимаешь, какой опасности ты себя подверг? – рычал Верховный, сжимая побелевшими от напряжения пальцами каменный борт Чаши, наблюдая за мерцающими на ее поверхности картинками. – Ты мог умереть! – заставляя изображение замереть на месте аккурат на последнем взмахе руки Милковича, сорвался на крик мужчина, поворачиваясь к побледневшему сыну, со слезами в глазах наблюдающему за встречей Микки с отцом.
– Он не сделал бы этого, – прохрипел рыжеволосый Хранитель, вкладывая в ответ всю свою уверенность в подопечном, в голубых глазах того в отражении Чаши, горящих ненавистью и дикой злобой, находя обратное. – Не сделал же, – резко отворачиваясь от причиняющего боль образа, повторил громче Иоанн, взмахом руки вновь приводя картинки в движение, позволяя Френку увидеть опустившуюся руку Микки и появившееся в небесных глазах брюнета раскаяние.
– А если бы…
– Нет, – не дал договорить отцу Хранитель, опуская дрожавшую ладонь на руку Владыки, сжимая пальцами побелевшие костяшки и возвращая взгляд к мерцающему изображению, наблюдая за односторонним диалогом Милковича с Терри и задыхаясь от осознания того, насколько разнились узы связи между двумя парами кровных родственников.
Какими бы ни были его отношения с собственным отцом, и сколько бы между ними ни было ссор и недопонимания, Иоанн не мог себе даже представить дня, когда у него не было бы поддержки родителя, одного из самых ближайших людей в двух мирах, его папы.
И осознание того, что Микки с раннего детства был лишен подобного, и, даже больше, был предан и морально раздавлен родным отцом, разрывало сердце и душу Хранителя на части, вынуждая скинуть маску учтивости и послать к чертям субординацию, резким движением разворачивая Верховного за руку и крепко обнимая того, в складках белоснежной мантии на плече мужчины пряча пару горьких слезинок.
– Ты чё на работу не идешь сегодня? – нахмурился Милкович, сверяясь с часами мобильного и отмечая довольно разобранное состояние Мэнди, протирающей домашние шорты на диване за просмотром какого-то сериала по ТВ.
– Не-а, – мотнула головой девушка, закидывая в рот очередное вывернутое наизнанку зернышко кукурузы и улыбаясь чему-то на экране телевизора. – Шон дополнительный выходной отписал за переработки, – пояснила брюнетка и вновь сосредоточилась на мелькающих ярких картинках с намеком на сюжет.
– Ага, – не сумев скрыть разочарования в ответе, выдохнул Микки, разворачиваясь на пятках и направляясь на кухню, чтобы в компании подпаленной сигареты и бутылки пива придумать возможные варианты путей к необходимому для встречи с Хранителем уединению.
– А что? Ебырь твой придет, что ли? – послышался голос сестры из соседней комнаты с заметным смешком, рождая на лице брюнета пару морщин недовольства, а в голове несколько хлестких ответов. – Ну, хоть познако…
– Никто не придет, – собирая в кулак всю свою выдержку и крупицы воспитания, сдержавшись от оскорблений лишь из-за любви и преданности болтливой девчонке, ставшей ему сестрой, прокричал Милкович, прикуривая. – Я просто спросил, – соврал он, переводя взгляд за окно, на неожиданно чистое вечернее небо, сосредотачивая внимание на единственном крохотном облаке почти у горизонта и признавая факт увеличения времени разлуки с рыжим. – Не придет, – выдохнул Микки, на секунду задумавшись о целесообразности ночной прогулки, но решил испытать свою выдержку и провести хотя бы одну ночь без горячих рук Йена на своей коже и ярких зеленых глаз, мешающих уснуть до самого утра.
Докурив и задавив бычок в пепельнице, Милкович поднялся со стула, в последний раз оглянувшись на темнеющее за окном небо, мысленно желая Хранителю спокойной ночи, и направился обратно в комнату, присоединяясь к сестре на диване, допивать свое пиво и засыпать на остром плече Мэнди, так не похожем на ставшее любимой подушкой плечо его рыжего парня.
– Как тебе это удалось? – продолжительный разговор с Владыкой возобновился после недолгого мгновения близости, возвращая в Зал чины и титулы, призывая молодого Хранителя к честному ответу.
– Я не знаю, – пожал плечами Иоанн, прижимая к груди ладонь, от пронизывающего насквозь взгляда серых глаз отца пытаясь спрятать согревающий нутро под слоем серой ткани невидимый след на ребрах.
– На моем веку никогда не происходило подобного, – поделился своими мыслями Френк, разворачиваясь обратно к Чаше в желании лично проследить за процессом возникновения необычной связи сына с его подопечным.
– Что ты..? – хотел было поинтересоваться о намерениях отца Йен, но появившиеся на поверхности картинки ответили за Владыку, окрашивая щеки Хранителя в ярко-розовый и заставляя подавиться воздухом. – Нет, пожалуйста, – простонал он, стирая изображение с водной глади взмахом руки и закрывая собой Чашу. – Это личное, – попытался отстоять интимность момента близости молодой человек, усиленно мотая головой и отчаянно сопротивляясь появлению ненужного свидетеля одного из самых прекрасных моментов в своей жизни.
– Нам нужно понять, как возникла эта связь, – оспорил его действия и желания приказом Владыка, строгостью голоса и непоколебимостью взгляда давая понять отпрыску, что ему придется уступить, – чтобы разорвать ее, – открыл он все карты, в ответ получая искру боли и обреченности, обжегшую изумрудную радужку глаз рыжего парня.
– Что значит «разорвать»? – нахмурился Хранитель, напрягаясь и расправляя плечи, принимая защитную позу.
– Мы не можем рисковать твоей жизнью, сын, – произнесенные слова отразились от стен, опадая на голову Йена, покрывая макушку сотней крошечных шишек, пока на гладкой полупрозрачной поверхности Верховный вновь воссоздавал картинки первой близости Йена, спаявшей воедино два тела и две души. – Ты должен избавиться от этой свя…
– Нет! – периферийным зрением зацепившись за плавные движения рук, исследующих покрытую потом и серебром кожу, воскликнул Хранитель, подаваясь вбок и резким движением переворачивая Чашу, содержимое ее заставляя растечься по полу тонким слоем мутной воды.
– Ты что творишь? – хватая сына за локоть и дергая на себя, прогремел Владыка, собирая взглядом учиненный Хранителем беспорядок, второй рукой цепляясь за плечо сына и заставляя того развернуться к себе лицом.
– Это личное, – прорычал Йен сквозь зубы, мысленно обещая себе высушить каждую Чашу во владениях отца, если тот продолжит настаивать на своем, но неожиданно всплывшие в рыжей голове слова позволили обойтись малой кровью. – «Наблюдение за подопечным осуществляется без его согласия, но должно быть немедленно прекращено, если объект опеки переходит границу откровенности или осуществляет любое действие из нижеперечисленных…» – озвучил Хранитель строки непреложных правил и, тяжело сглотнув, нашел в себе смелость для признания. – Мы занимались любовью, отец, – прохрипел он на остатках воздуха, крепче сжимая кулаки и зубы. – Связь появилась, когда мы… – замолк он на полуслове и отвернулся от распахнувшихся в ответ на откровение серых глаз.
Ослабляя хват рук и отпуская дрожавшее тело, Френк молчаливо кивнул на признание сына, принимая его в качестве альтернативы личного ознакомления, мысленно выстраивая логическую цепочку событий, приведших к возникновению необычной связи, соединившей собой две души.
– Я люблю его, – прошептал Йен, не поворачиваясь к отцу, пожалуй, впервые проговаривая давно уже понятые и принятые чувства перед самим собой.