– Нельзя, – отрезал Владыка, опуская веки, через тактильный контакт с рукой отпрыска ощущая все его эмоции и раздирающую сердце на части боль, понимая, что Иоанн привязался к мальчику гораздо крепче, чем следовало, а, значит, не сможет стоять в стороне, молча наблюдая за жизнью трудного подростка. – Кажется, я немного поспешил с решением вверить тебе его душу, – но, также понимая, что проявление подобных чувств к подопечному не приемлемо в работе Хранителя, тем более, его собственного сына, отличающегося от прочих гипертрофированной чувствительностью и сильно развитой эмпатией.
– Нет, – замотал головой рыжий, широко распахнув изумрудные глаза, встречая пронзительный взгляд серых, осознав, к чему клонит отец, и боясь услышать вполне ожидаемые слова, прозвучавшие в зале уже через мгновение:
– Иоанн, думаю, тебе стоит передать этого мальчика Филлипу, – проговорил мужчина, провожая взглядом ладонь сына, поспешившего отстранить руку от его собственной, сжимая ту в кулак в желании оспорить принятое решение.
– Нет, – повторил Хранитель, отступая, – пожалуйста, пап, не забирай у меня его, – едва слышно просил он, спиной встречаясь с опустевшей Чашей, зная, что с приказом Верховного он спорить не сможет, но соглашаться на подобное в себе сил не находя.
Он и так уже отпустил его от себя слишком далеко. Он не может потерять Микки окончательно.
– Филлип поможет ему…
– НЕТ! – не сдержавшись, прокричал Иоанн, срываясь с места, широкими шагами пересекая Зал, отказываясь следовать распоряжению, торопливо покидая поле неравного словесного боя, в котором потерпел поражение.
Принимая очередное свое поспешное решение на бушующих в сердце эмоциях.
Растворяясь в серебристом тумане, чтобы в следующую секунду материализоваться уже на Земле, в давно опустевшем коридоре, напоминающем о случившемся здесь лишь каплями крови на полу и распахнутой дверью кладовой.
Йен искал его долго – плохо ориентируясь в незнакомом месте, Хранитель исследовал этаж за этажом, стараясь не наткнуться на кого-то из проживающих здесь детей или служащих, благодаря позднее время суток за возможность довольно-таки свободно передвигаться, но Милковича нигде не было.
Обыскав все возможные потаенные места, что успел запомнить он из мелькающих в Чаше картинок, рыжий спустился на первый этаж в просторный холл, замирая в тени объемной колонны, услышав приближающиеся голоса.
– Бля, кажется, Эд переборщил, – проговорил невысокий паренек, определенно, присутствующий в развернувшихся пару часов назад событиях, оглядываясь через плечо в страхе быть уличенным в критике к главарю. – Без больнички не обойдется, – поделился он с приятелем своими опасениями.
– Похер, – ответил тот, махнув рукой, – лишь бы пидор легавым вас не сдал, – не волнуясь даже о здоровье оставленного в старой котельной брюнета, сказал рослый парень, в тайне радуясь тому факту, что в избиении и перешедших все грани разумного издевательствах участия он лично не принимал.
– Если спизднет что-то, Эд его прикончит, – тут же поспешил заметить собеседник. – Мы его еле оттащили от пацана, блять, он хуярил его ногами даже после того, как мелкий отключился, а бутылка… бля, это был пиздец, он ее ему в…
Дальнейшего разговора Хранитель не услышал – двое подростков успели уже скрыться из поля зрения, унося с собой необходимую информацию о месте пребывания его подопечного и дальнейшие подробности.
Отчаявшись найти Микки, Йен готов был уже вернуться наверх и встретиться с разгневанным отцом, не раз вызывающим его к себе через ментальную связь, но что-то удерживало его на Земле, не позволяя перенестись домой, заставляя вновь обыскать спящее здание с чердака до подвала.
В последнем, наконец, находя подсказку к месту пребывания Милковича – едва слышный стон из глубины коридора привлек к себе внимание рыжего, заставляя двинуться навстречу, с каждым шагом ускоряясь, понимая, что подопечному нужна помощь.
И крохотной частью мозга, все же, осознавая, что он уже опоздал, убеждаясь в этом, когда в темноте его взгляд уловил какое-то движение в просторном помещении, заканчивающем длинный проход.
– Микки? – позвал Хранитель, переходя на бег, генерируя большое облако тумана под потолком, освещая узкий коридор мерцанием серебристых кристалликов, вглядываясь в очертания скрючившейся на полу фигуры, распознавая в ней своего подопечного.
Узнать которого сейчас, вряд ли, смог кто бы то ни было – покрытое кровавой коркой опухшее лицо, с разбитым носом и заплывшими глазами, к голубой радужке которых надолго прибавился еще ярко-розовый оттенок не позволяли угадать в своих чертах Милковича.
– Микки, – приседая рядом, наклоняясь к хрипевшему что-то парню, вновь попытался привлечь к себе внимание рыжий.
– Больно, – лишь услышал Хранитель в ответ перед тем, как истерзанный садистами парень отключился, выпуская из расслабившейся ладони окровавленную бутылку, покатившуюся по плиточному полу с характерным звоном.
Tbc…
Комментарий к 4. Боль
Посвящается всем, кто хотел, чтобы Микки поскорее вырос…
========== 5. Слова и молчание ==========
Изощренный взгляд фантазера с легкостью смог бы в расползающихся по эмалированному дну завитках рассмотреть причудливые формы и узоры, угадать в окрашенной розовым водной глади не один силуэт, но Хранителю, аккуратно стирающему с обнаженного тела избитого и изуродованного подростка кровавые подтеки и промывающему рваные раны было не до этого.
Горячая вода обжигала воспаленную кожу, вызывая едва слышные стоны из приоткрытого рта только недавно очнувшегося Микки, стоявшего пошатываясь в небольшой кабине общего душа, позволяя рыжему очистить себя от следов недавнего унижения и издевательств, пряча за прозрачными струями лейки соленые дорожки, разделившие опухшее лицо на три части.
Руки Хранителя приносили успокоение измученному телу, даруя тепло и нежность, легкими прикосновениями к изувеченной коже залечивая раны, спешившие зарубцеваться, стягиваясь тонкими невидимыми простому обывателю нитями серебра, прогоняли боль физическую, но никак не могли справиться с душевной.
– Повернись, пожалуйста, – прошептал Йен, поднимаясь с колен, удовлетворенно отметив, что все ссадины и синяки на груди, животе и бедрах Милковича потеряли свою прежнюю яркость и припухлость. – Я не причиню боли, – заметив, что подопечный не спешит исполнить просьбу, пообещал он, подхватывая брюнета за локоть, и потянул на себя, пытаясь самостоятельно развернуть испуганного паренька, морщившегося от боли, переступая по дну душевой.
По спине Микки, попавшей в поле зрения изумрудных глаз, расползалась огромная гематома причудливой формы, окрашивая кожу во все оттенки синего, заставляя хрипло стонать и скрипеть зубами в момент первого прикосновения горячих пальцев рыжего к потрескавшимся от десятков ударов тяжелых ботинок ребрам, но вновь пытаться расслабиться, чувствуя, что боль, наконец, уходит.
Он не смел открыть глаза, встретиться взглядом со своим спасителем, продолжающим восстанавливать хрупкое тело сантиметр за сантиметром, не говорил с ним, боясь, что тот исчезнет, но, с каждой проведенной рядом секундой, каждым новым прикосновением и ощущением, Милкович приближался к пониманию, что знает его.
Пара игральных костей, покоившаяся в прикроватной тумбочке, спрятанная от любопытных взглядов и ненужных вопросов, напоминала брюнету о клубах серебристого тумана, теперь окутавших его тело, а аккуратно сложенные в большую папку собственные детские рисунки, забранные из дома дяди одним осенним днем, не позволяли усомниться в правильности сделанных выводов – когда-то давно он уже встречался с НИМ.
Его лицо и образ были надежно стерты из памяти, но ощущение его близости, заботливые нежные прикосновения и то спокойствие, что дарил он своим присутствием, казались чертовски знакомыми.
А еще был голос.
– Можно мне? – останавливая ладонь на пояснице брюнета, спросил Хранитель, не смея настаивать на дальнейшем движении. О, да, Микки помнил этот голос. – Нужно промыть и…
– Почему ты вернулся? – перебил его Милкович, чуть разводя бедра, позволяя воде просочиться в ложбинку между ягодицами, смывая остатки крови и грязи.