То были жена Тасия, царица Плина, жёны его сыновей и три незамужних младших дочери царя роксолан. Обычай дозволял сарматам иметь только одну законную жену (хоть никто не возбранял им иметь сколь угодно наложниц). Как и мужчины, роксоланки были вооружены акинаками и луками в горитах с богатой отделкой, а уздечки и нагрудные шлеи их коней (кроме двух младших дочерей) украшали оправленные в золото кисти из красных, чёрных и жёлтых волос собственноручно убитых врагов. В отличие от скромных скифских женщин, занятых домашним хозяйством и рабски покорных от колыбели до могилы своим отцам, мужьям и взрослым сыновьям, гордые сарматки держались со своими мужчинами на равных.
Когда роксоланы стали выезжать, не замочив ног, из неглубокой в этом месте реки на скифский берег, встречавшие их скифы сочли неудобным и дальше воровато пялиться на женщин и обратили свои взоры на Тасия.
На узком медно-красном от степного горячего солнца и ветра лице царя роксолан уже явственно проступили признаки незаметно подкравшейся старости: на высоком лбу и впалых щеках пролегли глубокие борозды морщин, под узкими азиатскими глазами набрякли свинцово-тёмные мешки, в тёмно-каштановых усах и ниспадающей широким клином на впалую грудь бороде всё заметнее проступала серебристая паутина.
Тасий остановил коня за пять шагов до старших скифских царевичей, восседавших на темномастых конях чуть впереди остальных. Разом с царём натянули поводья и все его спутники.
Марепсемис, как старший в роду, приветствовал владыку роксолан, приходившегося ему по матери двоюродным братом, его супругу, сыновей, дочерей и всех его спутников на скифской земле. Тасий в ответ высказал сынам и всем родичам Скилура сочувствие и печаль всех роксолан из-за того, что их великий отец и царица Аттала решили покинуть Землю и отправиться на Небо к пращурам. Скифы и роксоланы, приложив ладони к сердцу, обменялись церемонными поклонами, после чего скифы развернули коней и, смешавшись с роксоланской роднёй, поехали медленным шагом к разгоравшимся в сотне шагов от берега кострам своего походного табора.
Сыновья и все родичи Скилура и Тасия, конечно же, давно и хорошо знали друг друга. Они не раз вместе веселились на свадьбах и иных семейных празднествах, охотились и состязались в бескрайних роксоланских степях, донапровых плавнях и в лесах приморской Гилеи, устраивали совместные набеги за рабами и прочей добычей на обитателей непролазных лесных полночных дебрей. В этих походах вместе с братьями отважно охотились за скальпами врагов и мечтавшие о замужестве юные роксоланки. Три года назад во время одного из таких горячащих кровь и веселящих сердце набегов Палак влюбился в 16-летнюю царевну Амагу. Вернувшись с добычей в Неаполь, он попросил отца просватать за него запавшую ему в сердце дочь Тасия.
Скилур отправился с любимым младшим сыном за Герр в кочевую ставку Тасия. Узнав о цели приезда, Тасий ответил, что коль жених придётся Амаге по душе, он с радостью отдаст за него свою любимицу, но неволить её не будет, и послал за дочерью. Но предложение выйти замуж за младшего сына скифского царя не обрадовало Амагу: куда больше ей нравился старший сын Скилура Марепсемис, слухи о бычьей силе и неутомимости которого на любовном ложе будоражили её девичье воображение. К тому же, она полагала, что именно старшему сыну Скилура достанется золотая булава скифского царя. Поэтому царевна гордо заявила, что согласится выйти замуж лишь за будущего скифского царя. Тасий с улыбкой высказал надежду, что милостью Папая, Амаге придётся ещё долго сидеть в девах возле отца с матерью.
Скилур, желавший, чтобы и после его ухода к предкам тесная дружба и союз скифов и роксолан оставались нерушимы, взял с Тасия клятву, что по его смерти тот отдаст дочь в жёны его преемнику. Тасий, для которого союз со скифами был не менее важен из-за возраставшей с каждым годом угрозы со стороны копивших силы за Доном аорсов, охотно дал такую клятву в присутствии царицы Плины и самой Амаги.
Палак уехал тогда из царской ставки в сильной обиде на отвергшую его надменную красавицу и постарался выкинуть её из головы. Но теперь, когда именно его отец избрал своим преемником, желание распластать на ложе и укротить, как дикую степную кобылицу, не оценившую его тогда роксоланскую гордячку, разгорелось в нём с ещё большей силой. Правда, до этого было ещё далеко: он должен прожить целый год в благопристойной скорби по отцу, прежде чем позволит себе привести в дом новую жену...
Палак с затаённой радостью успел заметить при встрече, как расцвела и ещё больше похорошела Амага за те три года, что он её не видел, как разбухли под узорчатым сарафаном её груди и округлились бёдра.
По пути от реки к стану Палак, старательно хранил подобающий угрюмо-скорбный вид, борясь с искушением оглянуться на ехавшую с сёстрами и невестками во втором ряду Амагу. Пусть не думает, что перед ней всё тот же влюблённый юнец, что и три года назад! Теперь, зная, что никуда она от него не денется, он мог себе позволить отомстить будущей жене показным равнодушием за нанесённую ему когда-то обиду.
Слезая перед табором с коня, он всё же не утерпел и скосил осторожно глаза из-за плеча Лигдамиса в сторону Амаги и с неудовольствием заметил, что та вовсе и не глядит в его сторону, а ласкает взглядом широкую спину Марепсемиса. Должно быть, она по-прежнему уверена, что царская булава Скилура достанется его старшему сыну. Что ж, в таком разе её вскоре ждёт жестокое разочарование...
Тасий со всеми родными и роксоланскими вождями сразу направился к стоявшей в центре лагеря золотой колеснице Скилура. Положив на повозку свои дары - богато отделанный золотом и самоцветами меч и золотой сосудец с драгоценными заморскими благовониями, Тасий и Плина пожелали Скилуру и Аттале доброго пути и попрощались до будущей встречи в стране предков. Отвесив им последний поясной поклон, Тасий и Плина печально отошли прочь, а погребальную повозку обступили с поклонами и дарами их дети, невестки, а потом, в свой черёд, и все остальные.
Исполнив этот горестный обряд, роксоланы вышли за кольцо охраны. Здесь их уже ждал пожилой евнух в женской одежде, с толстым безволосым бабьим лицом, пригласивший царицу Плину и царевен пожаловать в гости к царице Опие и скифским царевнам. Царя Тасия и трёх его сыновей провели к костру скилуровых сыновей, где в огромном бронзовом казане весело булькало ароматное варево. У соседних костров нашлись места и для остальных роксолан.
Тасия с почётом усадили посредине расстеленного по такому случаю пушистого красно-зелёного ковра. По правую руку царя сели Марепсемис, Эминак, Медосакк и Скифарб, по левую - Лигдамис, Палак и Гатал. Скифские повара в этот вечер расстарались на славу: под конец затянувшегося аж до полуночи ужина животы гостей и гостеприимных хозяев от обилия съеденного и выпитого раздулись, как у беременных женщин.
Палака весь вечер так и подмывало спросить Тасия, помнит ли он данное три года назад обещание. Но заводить речь о женитьбе в то время, когда всего в полусотне шагов отсюда лежит непогребённое тело отца, ему было неудобно, сам же Тасий не обмолвился об этом ни словом.
Наутро, после лёгкого завтрака, скифские царевичи проводили роксоланских гостей из своего стана к реке. Помахав на прощанье друг другу руками, правители скифов и роксолан разъехались в разные стороны.
Тем временем золоторогие волы были впряжены в царскую колесницу, казаны и тарели вымыты и уложены в кибитки, костры затоптаны, кони взнузданы и осёдланы, а люди ждали лишь команды, чтобы тронуться в путь. Как только царевичи и вожди заняли свои места позади похоронной повозки, Марепсемис дал отмашку Тинкасу, и царский бунчук, развеваясь, поплыл по синему утреннему небу от Каменной могилы навстречу полуночному ветру.