Подняв Агафоклею на руки, Минний унёс её с лодки подальше от шумно накатывавших на берег водяных валов, усадил в небольшом укрытии среди шершавых валунов, отколовшихся от уходившей отсюда ступенчато вгору кручи, и сам сел рядом, ласково приобняв её за плечо. Солнце, временами проглядывавшее в череде косматых туч, гонимых пастухами-ветрами над покрытой белыми цветами морской равниной на зелёные пастбища Таврских гор, как раз стояло в зените.
Минут через десять, когда земля перестала ходить ходуном и кружиться перед глазами, а дурнота помалу отступила от горла, Агафоклея тихим от слабости голосом что-то сказала Миннию, что он не расслышал в шипящем грохоте волн и придвинул ухо к самым её губам. Она повторила чуть громче, что ей уже лучше, и они могут идти.
- Хорошо, давай попробуем, - сказал Минний, вставая. Он протянул руку девушке и помог ей подняться. - Давай, держись за меня.
Они медленно двинулись вдоль берега в сторону тёмно-серой крепостной стены с высокими квадратными башнями на углах. Ни на стене, ни на башнях между широкими мерлонами не было видно ни одной живой души. Как тогда на лестнице, Агафоклея шла, накрепко вцепившись в согнутый локоть Минния, шаг за шагом прижимаясь запахнутым в паллий округлым мягким бедром к его мускулистой ноге. Шагах в пяти позади них Лаг в купленных Миннием с приходом осенних холодов грубых башмаках нёс в руках петас хозяина. Агел остался на месте сторожить свою лодку.
- А вот и скифы, - Минний кивком указал девушке на группу остроголовых всадников, показавшихся в эту минуту на краю невысокого плато на другой стороне речной долины. Продолжая идти, Минний и Агафоклея, словно заворожённые, глядели, как отыскав среди круч пологий склон, навстречу им сползает серая степная гадюка, которой, казалось, не будет конца.
Повиснув на руке своего спутника, Агафоклея с трудом волочила ноги по крошеву из перемолотых волнами ракушек, перемешанному с мелкой и крупной галькой. Минний подумал, что было бы неплохо отвезти её обратно верхом на коне.
- Ты умеешь ездить верхом? - спросил он, когда они выбрались неподалёку от юго-восточного угла крепости на проходившую по пригорку параллельно берегу дорогу.
- Нет.
- Плохо... Я думаю, не нанять ли нам для обратной поездки скифскую кибитку? Или хотя бы верховую лошадь? Ветер, похоже, усиливается. Боюсь, как бы к вечеру не разгулялся шторм. Возвращаться назад на баркасе становится опасно.
Агафоклея, с ужасом думавшая об обратном пути в рыбацкой лодке, с радостью согласилась ехать назад в кибитке.
Приостановившись, Минний взял у подошедшего Лага свою шляпу и приказал ему вернуться бегом к баркасу и плыть с Агелом сей же час обратно в город. Натянув, чтоб не сдуло, поглубже на голову петас, Минний некоторое время провожал взглядом трусившего неспешной рысцой по прибрежной полосе в сторону лодки Лага.
- А ты не боишься, что твой раб убежит? - спросила Агафоклея, когда они вновь пошли рука об руку (хотя теперь она держалась на ногах гораздо уверенней, окончательно оправившись от прогулки по морю) по каменистой дороге вдоль восточной стены скифской крепости.
- Нет, не боюсь. Куда ему убегать? К таврам, чтобы те принесли его в жертву своей кровожадной богине? Или к скифам, чтобы они опять продали его в рабство? Лаг не дурак, и не станет убегать от такого доброго хозяина, как я. И к тому же, он по уши влюблён в твою Биону. Ха-ха-ха! - рассмеялся Минний.
- Ну, а ты?.. Влюбился уже в кого-нибудь в нашем городе? - подхватив его шутливый тон, спросила Агафоклея и отчего-то побледнела.
- Да, ты угадала, - ответил Минний, искоса взглянув на потупившую взор в попытке скрыть волнение девушку. - Хотя с моего возвращения в родной город прошёл всего лишь месяц, я успел полюбить одну восхитительную девушку, на которой, будь моя воля, я бы с радостью женился. Но, увы, я опоздал - она уже предназначена в жёны другому...
Говоря это, Минний пристально глядел сбоку на Агафоклею и видел, как вспыхнула румянцем её бледная щека. Услышав слетевшее с его уст признание, девушка так и не отважилась ответить ему хотя бы взглядом - лишь крепче сжала его локоть...
Дойдя до конца стены, они сошли с дороги и укрылись за углом северо-восточной башни. Тем часом две сотни знатных херсонеситов, обойдя крепость с другой стороны, подошли к тому месту, где связывающая Херсонес и Скифию дорога перебегает по мелководью с одного берега на другой. Северный берег напротив крепости уже покрывался сотнями островерхих, как скифские шапки, многоцветных кожаных шатров кочевого табора. Слуги вели к реке на водопой тысячи рассёдланных коней, затем гнали их берегом выше по реке на пастбище.
Тысячник Радамасад, с залитыми кровью из свежих порезов скулами и бородой, встречавший с сотней таких же окровавленных воинов на морском берегу около крепости многолюдное херсонесское посольство, как только над речной кручей на севере зареял на ветру царский бунчук, унёсся со своим отрядом галопом навстречу царскому войску.
Жены, дети и слуги воинов уже с утра потянулись из Напита за речку, неся с собой жирных общипанных гусей и уток, связки лука и чеснока, мешочки с солью. Ещё накануне пастухи-напиты пригнали туда большой табун коней и огромную отару овец на прокорм многочисленных спутников царя, а дети и подростки натаскали кучи сухих кизяков, хвороста и травяного сухостоя для костров. Вторая сотня радамасадовых воинов, оставшаяся охранять крепость, почти вся столпилась на двух северных башнях и стене, в скорбном молчании взирая на сворачивавшееся на другой стороне реки змеиными кольцами вокруг золотой царской повозки скифское войско.
После того, как Радамасад и его воины поднесли свои прощальные дары царю и царице, херсонеситам было дозволено перейти на скифский берег реки.
В эту минуту с закутанного в тёмный траурный плащ неба опять полились холодные слёзы дождя.
Минний и укрывавшаяся за его спиной Агафоклея, пообещавшая, что пока они будут не одни, она, чтобы не выдать себя голосом, не произнесёт ни звука, незаметно пристроились к задним рядам херсонеситов - подальше от шествовавших впереди Гераклида, Невмения, Агасикла, Каллиада и прочих своих знакомых.
Многие херсонеситы, как и Агафоклея, прятали головы от ветра и дождя под скифскими башлыками и почти все были обуты в удобные скифики. Переходившие цепочкой один за другим по торчащим из воды чуть выше переправы плоским камням на другой берег херсонеситы собирались вокруг крупноголового старика с угрюмым, в мелких морщинах лицом, опушенным внизу круглой серебристой бородой, и стоявшего рядом с ним толстощёкого, похожего на раскормленного борова подростка. Оба были в украшенных множеством золотых бляшек и фигурок тёмных скифских одеждах: длиннополых, перехваченных широкими золотыми поясами кафтанах, заправленных в скифики узких штанах и высоких кожаных башлыках с загнутым вперёд верхом, отчего Минний сперва принял их за знатных скифов. Лишь когда в толпе ждавших своей очереди у переправы херсонеситов прозвучали вполголоса их имена, до него дошло, что это вышли из скифского табора встретить земляков сам Формион с внуком Стратоном.
Когда почтенные участники посольства оказались на той стороне, Формион и его царственный внук, не дожидаясь остальных, повели их через окутавшийся дымами разгоравшихся костров скифский табор к золотой повозке царя.
Чтобы не обнажать перед покойником головы, Минний и Агафоклея не пошли за послами за кольцо расступившихся царских телохранителей, остановившись по эту сторону живого заграждения. К счастью, их примеру последовало немало молодых херсонеситов, которых скифы приняли за слуг.
С расстояния в 20-30 шагов им хорошо была видна в центре круга высокая царская повозка, вся покрытая золотом, с балдахином из златотканой парчи, приоткрытым из-за дождя лишь с одной стороны. Чёрные с золотыми рогами волы были выпряжены и уведены слугами вместе с царскими конями к реке на водопой.