Поднявшаяся с кресла с благодарной улыбкой Герея попросила Делиада проводить гостя. Едва за ними опустился дверной полог, Герея, враз обессилев, рухнула обратно в кресло, развернула короткий папирусный лист и впилась в пляшущие перед глазами чёрные строки, написанные крупным незнакомым почерком.
"Брат Перисад, племянник Перисад, жена Герея, дочь Элевсина - радуйтесь!
Вышло так, что я задолжал повелителю скифов Палаку талант золота и считаю для себя невозможным покинуть Неаполь, прежде чем отдам долг. Прошу брата Перисада и всех моих друзей помочь моей жене Герее собрать требуемую сумму и передать её послу царя Палака Главку.
Я, хвала милостивым богам, здоров и доволен гостеприимством царя Палака и Посидея, в доме которого живу, ни в чём не нуждаясь.
Герею прошу слушаться во всём басилевса Перисада и Лесподия.
Желаю всем радости и здоровья.
С надеждой на скорую встречу, Левкон".
9
Не в добрый час покинули корабли с беглецами феодосийскую гавань, забыв впопыхах задобрить дарами повелителя морских глубин Посейдона и усмирительницу буйных ветров Афродиту Понтию. А может, это сама царица Гера разгневалась на Левкона за то, что похитил её любимицу у законного мужа.
Не прошло и двух часов после того как корабли разошлись в открытом море, и раскачивавшееся над головой звёздное небо заволокли надвинувшиеся с высокого берега чёрные тучи, а дувший с северо-востока ветер на глазах усилился до штормового.
Телесий, навклер плывшего на восток судна, посоветовавшись с кибернетом и келевстом, принял решение возвращаться, пока не поздно, назад в Феодосию. Спустившись на минуту в свою каюту, Телесий, взглянув на тесно прижавшихся друг к дружке на узкой койке Хрисалиска, Досифею и Мелиаду, вслушивавшихся с ужасом в растущий рёв ветра и тяжёлые удары волн о тонкую бортовую обшивку, беспомощно развёл руками.
- Поступай, как считаешь нужным, навклер, - смиренно ответил Хрисалиск, понимавший, что противиться воле богов бессмысленно.
- Ну, мы-то ещё что! - радостно сказал Телесий. - Волны и ветер скоро сами принесут нас обратно в гавань! А вот каково сейчас Диону даже подумать страшно - им-то волны и ветер не позволят вернуться в Феодосию!
- Ну, так они переждут бурю в одной из таврских бухт, - предположил Хрисалиск.
- И-и-и, Хрисалиск, дорогой, что ты! - замахал руками Телесий. - Туда даже средь бела дня в тихую погоду не всякий сунется из-за подводных скал! А уж в шторм да тёмной ночью - это верная гибель! Вся их надежда сейчас на крепость судна, да на то, что буря их только заденет! - И навклер, прикрыв поплотнее дверь, поспешил наверх к своему кормчему, оставив Хрисалиска, Досифею и согнувшуюся в очередной раз на полу над медным тазом Мелиаду переживать уже не так за себя, сколько за Герею и Левкона.
Столь же сильное беспокойство испытывал и Лесподий, слушая, как за закрытыми оконными ставнями хлещет дождь, а разгулявшийся после полуночи ветер со свистом раскачивает и гнёт кроны деревьев. Уплыли ли беглецы, как планировали, и если да, то не настигла ли их в море ещё большая беда?
Дождавшись утром пробуждения Филоксена, спавшего всю ночь под завывание бури на удивление крепко, Лесподий вошёл со своими пентаконтархами в его спальню, не торопясь разрезал мечом путы, которыми тот был привязан к кольцу в спинке кровати, и объявил номарху, что он свободен. Но прежде, чем номарх покинет спальню и прикажет арестовать "мятежников", Лесподий предложил Филоксену хорошенько подумать и договориться по-доброму.
- Оставить преступников, похитивших чужую жену, безнаказанными? - возмутился, правда, не слишком громко, Филоксен.
- Ну, насколько я успел заметить, настоящей женой тебе она стать так и не успела, - ухмыльнулся Лесподий. - Конечно, если бы мы помогали сынку какого-нибудь навклера или скифского этнарха, это одно. Но как мы могли отказать в помощи любимому сыну и наследнику Перисада, нашему будущему басилевсу? Ты бы на моём месте отказал?
Филоксен промолчал.
- Казнить нас, свободных граждан, по своей воле, ты всё равно не вправе, да и не за что: мы никого не убили и даже не ранили. Раз уж так вышло, лучше тебе смириться с тем, что Герея для тебя потеряна навсегда, и не искать суда у басилевса, тем более, что там ты легко можешь превратиться из обвинителя в обвиняемого.
- Это как же? - удивился Филоксен.
- А так, что все мы отлично слышали, как ночью, когда началась буря, ты посылал проклятья на головы Левкона и Гереи, кричал, что раз Герея не досталась тебе, то пусть она не достанется никому, и призывал Посейдона и Эола утопить корабль Левкона и Гереи в море.
- Неправда! Я такого не говорил.
- Не просто говорил, а кричал, уж не знаю, наяву или во сне, но я, мои пентаконтархи и эфебы в соседней комнате всё прекрасно слышали. Фадий, Мосхион, подтвердите!
- Да, отлично слышали, - закивали те головами, - как номарх в гневе призывал смерть на голову царевича Левкона.
- Так что, если хочешь спокойно дожить старость в должности номарха, лучше и тебе и нам предать всё случившееся забвению и тихо разойтись с миром... Ну что, по рукам?
И Лесподий протянул с табурета руку сидевшему нагишом напротив него на краю брачного ложа несостоявшемуся супругу Гереи. Помедлив, Филоксен протянул навстречу свою ладонь.
- Ладно... Твоей... вашей вины здесь нет. Забудем об этом. Возвращайтесь в лагерь.
Отпустив своих радостно ухмыляющихся помощников и эфебов по выходе из филоксеновой усадьбы на трое суток по домам, сам Лесподий поспешил в порт, чтобы узнать о судьбе вчерашних беглецов. Оказалось, что Хрисалиск с женой и старшей дочерью всё ещё там - накатывавшие с грохотом на восточный мол водяные валы держали корабли в гавани. Благополучно вернувшись ночью в Феодосию, Хрисалиск укрыл жену и дочь от непогоды в одном из портовых ксенонов, а сам поспешил с дарами к Афродите Понтии и Навархиде, моля её уберечь и защитить Герею и Левкона, а затем, закутавшись в промокший паллий, отправился бродить в тревоге по набережной, где на него и наткнулся Лесподий.
Хрисалиск привёл Лесподия в ксенон к жене и дочери (Мелиада еле-еле успела оправиться от кошмарной ночной болтанки на штормовых волнах), и там по его совету гекатонтарх написал лаконичное сообщение басилевсу Перисаду. О том, что Филоксен якобы посылал проклятия и призывал гнев богов на головы Левкона и Гереи, Лесподий, верный заключённой с номархом сделке, не упомянул. Лесподий поспешил домой к Фадию и, с сожалением прервав его отдых в кругу семьи, отправил в Пантикапей: очень важно было, чтобы басилевс узнал о случившемся не только от Филоксена (неизвестно, что он ещё там понапишет!) и желательно раньше, чем от него.
Хрисалиск, который благодаря находчивости Лесподия мог теперь не опасаться мести Филоксена, решил задержаться в Феодосии пока не прояснится судьба Левкона и Гереи. Поселился он с Досифеей и Мелиадой в собственном доме у припортовой стены, о котором не было известно Филоксену.
Фадий не смог вручить донесение Лесподия лично басилевсу. Хилиарх соматофилаков Аргот, к которому дворцовая стража привела феодосийского пентаконтарха, вынудил отдать папирус ему. Прочтя его и допросив Фадия о подробностях дела, Аргот решил, что пока не отыщется Левкон, басилевса Перисада и басилису Камасарию следует оградить от излишних треволнений. В тот же день, не теряя времени, он ускакал вместе с Фадием и сотней телохранителей-сатавков в Феодосию, сказав Перисаду и Камасарии, что хочет навестить в Неаполе Посидея и присмотреть среди дочерей царя Скилура невесту для Гераклида.
Допросив в лагере эфебов Лесподия (тот, как и Фадий, твёрдо стоял на том, что царевич Левкон показал им папирус с приказом выполнять любые его распоряжения и красной царской печатью, а уж подлинная та печать, или нет, не ему судить) и напугав своим внезапным приездом Филоксена (номарх пребывал в растерянности, граничившей с паникой; хорошо понимая, что ему грозит, если выяснится, что царевич Левкон в самом деле погиб, он клятвенно заверил Аргота, что не призывал проклятий на голову царевича - Лесподий со своими людьми всё это выдумал, чтобы оградить себя от его мести), Аргот велел, как только поутихнут волны, отправить вдоль таврийского побережья в Херсонес имевшиеся в его распоряжении военные корабли. Сам же он, успокоив Филоксена насчёт Лесподия, ничего не сказавшего и не написавшего о его угрозах Левкону, утром поскакал в Херсонес по суше, через Скифию, с тем, чтобы, буде царевич окажется там, уговорами или силой вернуть его вместе с беглой женой Филоксена домой на Боспор.