Неприступные снаружи, башни и стены Акрополя охранялись обленившимися соматофилаками чисто символически. Два десятка стражей (из другой, не молобаровой сотни) располагались в башне у главных ворот, и пятеро из них раза два за ночь обходили с факелами стену по кругу.
Прихватив припрятанные в башне минувшим вечером верёвки, беглецы кое-как протащили свою тяжёлую ношу ещё около сотни шагов по узкому пряслу завернувшей в северную сторону стены. Наконец они оказались напротив священной оливковой рощи на задворках храма Аполлона Врача. Всё вокруг, хвала богам, пока было тихо и спокойно.
По команде Молобара воины обвязали безмятежно спящего Перисада верёвками под мышками и под коленями и аккуратно спустили его вчетвером на плоскую крышу приткнувшегося к подножью акропольской стены дома, хозяин которого был соучастником заговора, - на руки своим спустившимся туда первыми товарищам. Молобар покинул Акрополь последним, легко соскользнув вниз по сдвоенной верёвке, зацепленной серединой за мерлон. Оказавшись на крыше, он, потянув за один конец, сбросил верёвку вниз, дабы скрыть место побега и не навлечь подозрений на хозяина дома.
Погрузив не подозревающего о своих опасных приключениях басилевса (будь он в сознании, то ни за что бы не решился на побег - это Молобар, зная малодушный характер Перисада, понял сразу) в ждавшие во дворе крытые женские носилки, четверо окружённых соматофилаками рабов хозяина дома быстро понесли его вниз по узким крутым тёмным улочкам.
Пройдя через одни из трёх портовых ворот, охраняемые вовлечёнными в заговор синдами, носильщики, предводительствуемые суровым гекатонтархом соматофилаков, доставили свою грузную ношу к одному из крайних причалов в южной части гавани, у которого покачивался на приколе, будто рвущийся с поводка нетерпеливый конь, большой рыболовный баркас. Вместо мирных пантикапейских рыбаков, в трюме баркаса скрывался отряд вооружённых фанагорийцев во главе с младшим братом Гиликнида и Апфии Гегесиппом. Как только четверо рабов с носилками и восьмеро соматофилаков оказались на палубе, баркас незамедлительно отчалил. Спящего точно убитый Перисада спустили на ковре в пропахший рыбой трюм, а носилки, дабы не привлекать внимания, тотчас полетели за борт. Два десятка крепких парней взялись за вёсла, и баркас стрелой полетел сквозь накатывающие с Эвксина пенные валы к восточному берегу...
Пробудившись утром после долгого и беспокойного сна, Перисад вдруг обнаружил себя в незнакомой спальне, а в сидящей у изголовья женщине, нежно сжимающей в ладонях его руку, вместо привычной и ожидаемой Клеомены, с изумлением узнал свою прежнюю отвергнутую супругу Апфию.
Явившийся на зов Апфии вместе с Гегесиппом и Молобаром Гиликнид пояснил ошарашенному и напуганному Перисаду, что Аргот недавно отравил старую басилису Камасарию и задумал отравить с помощью подлой изменницы Клеомены и его, Перисада, чтобы посадить на боспорский трон своего сына Гераклида. Но отважный гекатонтарх Молобар вовремя узнал об этом и ночью тайком увёз его из Пантикапея, где его ждала неминуемая гибель, за Стенон, и теперь Перисад находится в своём фанагорийском дворце в полной безопасности, в окружении своей горячо любящей супруги, верных друзей и многочисленных преданных ему войск.
Как только Гиликнид предъявил басилевса Перисада гражданам Фанагории и посланцам других восточнобоспорских городов и племён, те немедленно восстали против тирании ненавистного Аргота, низложив назначенных им номархов. Аргот, разумеется, не признал себя побеждённым и потребовал вернуть Перисада в столицу. На Боспоре началась гражданская война.
Перисад назначил своего решительного спасителя Молобара архистратегом - главнокомандующим восточнобоспорских войск. Гиликнид стал хилиархом соматофилаков - отборного отряда телохранителей басилевса. Воспользовавшись тем, что на сторону законного государя перешёл весь боспорский военный флот и большинство небольших городов на европейском берегу, Молобар вскоре переправился через Пролив, завладел всем столичным номом (между Проливом и Ближней стеной) и осадил Пантикапей.
Аргот попросил помощи у скифского царя Скилура, и тот не замедлил послать на Боспор 20-тысячное войско во главе со старшим сыном Марепсемисом, к которому присоединились и десять с лишним тысяч их боспорских соплеменников сатавков. С их прибытием к Ближней стене (в пределах видимости из Пантикапея) Аргот нанёс внезапный удар от Скифских ворот к воротам Ближней стены, овладел ими и впустил в сердце страны войско Марепсемиса. Будучи не в силах противостоять в открытом бою куда более многочисленной скифской коннице, Молобар поспешил переправить своё войско обратно за Пролив. Поддержавшие его противников малые города западного Боспора, населённые главным образом эллинами, были отданы мстительным Арготом на разграбление скифам. Однако пути на восточный берег для Аргота и Марепсемиса не было: во-первых, потому, что у них не было кораблей (не беда - можно дождаться зимы и переправиться на тот берег по ледяному мосту!), а во-вторых, потому, что мудрый Скилур запретил сыну переходить на тот берег, задумав разделить Боспорское царство надвое: после того, как они ослабнут в долгой взаимной борьбе, можно будет спокойно присоединить западную часть Боспора в той или иной форме к Скифскому царству.
И в этот момент, на исходе весны, в Фанагории вдруг объявился воскресший из небытия младший брат басилевса Перисада Левкон.
...Застигнутый возле Ослиного Фаллоса стремительно налетевшим вихрем, навклер Дион из двух зол выбрал меньшее: отказавшись от мысли искать в непроглядной темноте укрытие у таврских берегов, он положился на крепость своего судна, опытность команды и милость богов, которым всю ночь, между сдобренными отборной моряцкой руганью выкриками приказаний, обращал мысленно самые горячие мольбы и обещания щедрых даров и обильных жертвоприношений, если удастся добраться до берега живыми. И, похоже, мольбы навклера и его моряков, а может, его царственного попутчика (несколько самых ценных украшений из шкатулки Гереи в разгар шторма полетели в чёрные воды разбушевавшегося Эвксина), были услышаны.
Когда наступил долгожданный рассвет, ветер стих так же внезапно, как и налетел, буря унеслась вместе с чёрными дождевыми тучами дальше на запад, оставив потрёпанное, изломанное, полузатопленное, но живое судно раскачиваться, словно щепка, на волнах посреди безбрежной морской равнины. Поскольку вершины Таврских гор на севере не просматривались, Дион, посоветовавшись с кибернетом, сделал вывод, что за ночь буря уволокла их далеко на юго-запад, и южный берег должен быть ближе любого другого. И точно - вскоре над тонкой расплывчатой линией южного горизонта, куда держала курс на вёслах лишившаяся мачты и почти всей надпалубной оснастки "Амфитрита" (так назывался корабль Диона), показались неровные зеленовато-бурые очертания гор. Бичи надсмотрщиков в трюме чаще и энергичней защёлкали по голым спинам вёсельных рабов. Подплывши ближе, Дион и его повеселевшие моряки узнали побережье Пафлагонии. Поздним вечером корабль на последнем издыхании вполз в освещённую маяком гавань эллинского города Амастрида.
Левкон и Герея, оба измученные "посейдоновой" болезнью, с самого отплытия ни разу не покинули каюту навклера, решив, что если им суждено умереть, пусть смерть застигнет их в объятиях друг друга. Щедро наградив Диона за своё спасение толикой золота, которой с лихвой должно хватить на восстановление корабля, Левкон и закутанная с головы до пят в тёмную накидку Герея поспешили сойти на берег, как только борт "Амфитриты" коснулся причала.
Переночевав на расшатанном топчане в тесной грязной комнатке одного из портовых ксенонов (оба собирались всю ночь без устали предаваться любовным утехам, продолжая начатое ещё сутки назад в каюте "Амфитриты", но после первой же неистовой атаки усталость взяла своё, и они сами не заметили, как погрузились в глубокий сон), утром они отправились вместе с Дионом на местный теменос (лицо Гереи по-прежнему было прикрыто по самые глаза от сторонних глаз накидкой - таково было желание Левкона), где принесли щедрые дары всем богам и богиням, спасшим их от гибели в море, и обменялись у алтаря Геры супружескими клятвами.