Вручив Диону на выходе из теменоса наскоро написанные письма для передачи их по возвращении на Боспор Хрисалиску и басилевсу Перисаду, Левкон попрощался, и уже час спустя византийский корабль, с раздутым попутным ветром красно-белым полосатым парусом, уносил его и Герею к Фракийскому Боспору...
Воспользовавшись представившимся случаем, Левкон, в ожидании прощения отца, решил осуществить свою давнюю мечту и посетить Элладу. Увесистый кошель с золотыми статерами, вручённый ему перед отплытием Хрисалиском, и прихваченные Гереей драгоценности позволяли им как минимум пару лет безбедно жить, переезжая по своему желанию из города в город. Задержавшись в ничем не примечательном Византии лишь для того, чтобы купить себе для услуг раба и рабыню и пересесть на другой корабль, Левкон и Герея (разумеется, они путешествовали под вымышленными именами) поплыли дальше.
Осмотрев по пути руины воспетого Гомером Илиона, они вскоре прибыли на остров Лесбос. Охваченная весенним цветением родина прославленной Сафо после долгого заточения в тесной корабельной каюте показалась обоим земным раем. Герея пожаловалась на усталость от моря и выразила желание передохнуть здесь подольше. Левкон, стремившийся угождать любимой во всём, разумеется, не возражал. В этом царстве вечной зелени, цветов и весны пламя сжигавшей их любви разгорелось с утроенной силой. Желание вновь ступать на шаткую палубу пропахшего зловонными запахами корабля и плыть неведомо куда у Гереи совершенно пропало. Да и Левкон сознавал, что куда безопаснее и вернее держать доставшееся ему сокровище подальше от завистливых людских глаз.
Не пожалев золота, Левкон купил небольшую заброшенную усадьбу на берегу живописной, унизанной острыми скалами бухты, скрытую в глубине густого сада. Там, в этом тихом уединённом уголке, вдалеке от людских муравейников с их мелкими заботами и никчёмными страстями, пролетели как миг пять счастливейших лет их жизни.
Починив свой корабль, Дион вернулся в Феодосию в середине лета, уже зная от встреченных в гаванях западнопонтийских эллинских городов херсонесских и боспорских коллег-навклеров о смерти Перисада IV и воцарении на Боспоре Перисада V. Первым делом он разыскал Хрисалиска и вручил ему оба письма от царевича Левкона - раз уж его отца, басилевса Перисада, больше нет, пусть Хрисалиск сам решает, что с ним делать.
Хрисалиск так и не уехал в принадлежащую Левкону усадьбу. Известие о вероятной гибели Гереи и Левкона, ставшее тяжким ударом и для Хрисалиска, хотя внешне он не подавал виду, не оставляя в глубине души надежды, что они спаслись, резанув острым серпом по сердцу, подкосило его 40-летнюю жену Досифею, вдруг поседевшую в одну ночь. Хрисалиск был вынужден скрепя сердце остаться в Феодосии (об этом же его умоляла со слезами и влюблённая в Лесподия Мелиада), поселившись с захворавшей женой и старшей дочерью в принадлежащем ему домике у портовой стены.
После смерти Перисада IV, когда реальная власть оказалась в руках Аргота, Филоксен мог больше не бояться обвинений, что царевич Левкон погиб из-за его проклятий, и тотчас изгнал со службы гекатонтарха Лесподия и двух его помощников - Фадия и Мосхиона. Опасаясь ещё худшего, они решили уплыть за море и поступить наёмниками в войско понтийского басилевса Митридата V, но узнав при прощании, что Мелиада беременна, Лесподий в последний момент решил остаться, женился на ней и, не имея своего дома, стал жить у тестя.
Внезапный приход Диона с известием, что Левкон и Герея спаслись, стал для всех для них величайшей радостью, но завершился великим горем: услыхав счастливую весть, Досифея вдруг схватилась за грудь и упала замертво - надорванное горем сердце не выдержало столь резкого перехода к счастью, переполнилось отхлынувшей от лица кровью и разорвалось.
Возвращение "Амфитриты" в родную гавань не осталось тайной и для Филоксена. Не успел Дион после свидания с Хрисалиском обнять дома плачущую от нечаянной радости жену и детей, как присланный за ним декеарх с двумя воинами повёл его к номарху. Пройдя за декеархом на передний двор, Дион застал там весь свой экипаж и узнал, что номарх допытывался о каких-то попутчиках, о которых моряки не имели понятия, а теперь допрашивает кибернета Алфея. Когда пришла его очередь, Дион, умолчав о переданных Хрисалиску письмах, рассказал номарху, что его пассажир, назвавшийся пантикапейцем Саноном, попросил доставить его с женой в Херсонес и хорошо ему заплатил, чтобы отплыть немедленно. Дион скоро сильно пожалел о своей жадности, так как налетевший ночью шторм чуть не потопил его "Амфитриту". Вместо Херсонеса буря занесла их в Амастриду, где юноша и его скрывавшаяся под длинной тёмной хламидой спутница поспешили сойти на берег, и больше Дион их не видел. О том, что на самом деле это были царевич Левкон и похищенная им жена номарха, равно как и о том, что на Боспоре теперь новый басилевс, он узнал только недавно в порту Херсонеса.
Вполне как будто удовлетворённый этими пояснениями, Филоксен, прежде чем отпустить навклера со всем его экипажем по домам, объявил Диону, что завтра он отправится с ним в Пантикапей, чтобы из первых уст сообщить нечаянную радость, что царевич Левкон жив, членам царской семьи.
По приезде в столицу, Филоксен, прежде всего, доставил Диона к Арготу. Узнав, что Левкон жив, Аргот тотчас увёз Диона и Филоксена в ближайшую из своих загородных усадеб, расположенную на мысу Дия, где навклером занялись доверенные слуги Аргота, умевшие разговорить даже немого. После первых же ударов бича Дион признался, что знал с самого начала, кому помогал бежать, но кроме него, никто из его команды не был посвящён в эту тайну. Ещё он рассказал об обряде эпигамии в Амастриде и о письмах царевича к Хрисалиску и басилевсу Перисаду, которые он оба отдал Хрисалиску. Но никакие пытки не помогли открыть то, чего он действительно не знал, и что больше всего хотели знать Аргот и Филоксен - где скрываются беглецы. Замученного до смерти навклера палачи ночью унесли через сад к Проливу и, привязав к животу тяжёлый камень, сбросили с утёса в чёрную глубину.
О том, что Левкон жив, Аргот и Филоксен договорились утаить. Вернувшись утром в Пантикапей, Аргот собрал в Новом дворце всю царскую семью и приближённых советников и рассказал, что доставленный вчера Филоксеном из Феодосии навклер Дион во время допроса признался (номарх Филоксен тому свидетель!), что во время ночного шторма он столкнул своего юного попутчика (назвавшегося, понятное дело, чужим именем) за борт, позарившись на его богатства и красоту его спутницы, которую он затем продал в Амастриде за большие деньги римскому купцу. В гневе Аргот велел казнить негодяя той же смертью, которой погиб несчастный Левкон - утопить его в Проливе. Взгрустнувший на минуту по младшему брату Перисад и все присутствующие признали, что Аргот, в правдивости которого никто не усомнился, поступил вполне справедливо.
По пути в Феодосию Филоксен встретил на большой дороге Хрисалиска, везшего новому басилевсу письмо царевича Левкона к покойному отцу. Филоксен потребовал отдать письмо ему. Хрисалиску ничего не оставалось, как подчиниться.
Левкон кратко сообщал отцу, что он, хвала милостивым богам, жив и здоров, что женился в Амастриде на Герее, что намерен поселиться с ней в Афинах и изучать науки под началом тамошних философов, и что вернётся на Боспор не прежде, чем отец простит его и объявит всему Боспору дочь Хрисалиска Герею своей невесткой.
Филоксен объявил Хрисалиску и окружавшим хрисалискову повозку телохранителям, что письмо поддельное, и рассказал о сделанных навклером Дионом во время допроса в Новом дворце признаниях о том, как он утопил во время шторма царевича Левкона, продал Герею в Амастриде римскому купцу, а чтобы скрыть своё преступление, сам написал от его имени письма басилевсу Перисаду и отцу Гереи Хрисалиску, запечатав их найденным среди вещей Левкона перстнем-печаткой с его именем.