Когда через два с половиной часа четыре сотни скифов выехали к Бику из огненной пелены полыхавшего в полнеба у них за спиной заката, на другом берегу их уже ждали, выстроившись развёрнутым конным строем с копьями в руках по обе стороны дороги, три сотни боспорских воинов в охваченных багровым закатным заревом доспехах. В их предводителе, с заметным издалека красным султаном над шеломом, восседавшем чуть впереди на вороном белолобом коне, Левкон сразу узнал Лесподия: кто ж, кроме него, мог приехать вызволять Левкона?!
По примеру боспорцев, Дионисий, Тапсак, Каданак и Левкон остановили коней шагов за десять от русла реки. После взаимных приветствий Дионисий спросил о своём брате Главке. Сидевший на красном коне по правую руку Лесподия гиппарх Горгипп ответил, что Главк остался в Пантикапее ждать возвращения царевича Левкона и мирной клятвы басилевса Перисада. Дионисий удовлетворённо кивнул и обсудил с Лесподием процедуру обмена.
Сперва Дионисий в сопровождении четвёрки слуг переехал на правый берег и проехал сквозь раздавшийся в стороны конный строй к открытому задку стоявшей чуть дальше на дороге кибитки. Сидевший в кибитке Хрисалиск, ответив на почтительное приветствие старшего сына Посидея, откинул крышку стоявшего возле заднего борта сундука, достал оттуда весы и медную гирю весом в одну мину. Дионисий положил на другую чашу весов свою гирю, поданную ему одним из слуг. Убедившись, что их меры верны, "продавец" и "покупатель" приступили к взвешиванию наполнявших одно из отделений сундука золотых монет, браслетов, колец, рельефных бляшек, фигурок зверей, богов и людей. Меньше чем за полчаса содержимое хрисалискова сундука переместилось в две прочные кожаные сумы, которые Дионисий подвязал к торокам у холки своей кобылы. К тому времени солнце как раз закатилось, и начали сгущаться сумерки.
Попрощавшись с Хрисалиском, Дионисий развернул коня и, отъехав от кибитки, остановился рядом с Лесподием и Горгиппом.
- Всё в порядке, золото у меня! - негромко оповестил он через реку Тапсака.
Как и было оговорено, царевич Левкон, тронув скификами круглые кобыльи бока, неторопливым шагом переехал один на боспорский берег. Восемь его соматофилаков и Каданак с сатавками остались пока на месте. Подождав, пока Левкон вырвется из крепких объятий, в которые его заключили с широкими улыбками на лицах Лесподий и Горгипп, Дионисий дружески попрощался с царевичем, пожал протянутую ему руку и так же не спеша переехал с четырьмя своими охранниками и талантом золота в тороках на скифский берег. Оглянувшись через левое плечо, Дионисий прокричал стоявшим недвижимо лицом к реке боспорцам прощальное: "Радуйтесь!" и огрел кобылу плетью по гладкому крупу. В следующий миг три сотни сайев, развернув коней, вихрем умчались от реки вдогон за угасавшим за холмами закатом.
Подъехав уже в густой темноте к развилке, Лесподий предложил Левкону переночевать в Феодосии. Левкон, однако, отказался, смягчив огорчивший номарха отказ дружеским похлопыванием по плечу и улыбкой. С трудом поборов желание скакать, несмотря на холод и тьму, дальше на восток, Левкон решил переночевать на постоялом дворе Дамона, чтобы завтра с рассветом, не тратя времени на лишние переезды, умчать с Каданаком и Горгиппом к Длинной стене и Пантикапею.
Расставив вокруг постоялого двора конные сторожевые посты, Лесподий тоже остался ночевать вместе с тестем у радостно суетившегося, стараясь угодить дорогим гостям, Дамона. Ужиная в небольшом андроне дамонова дома в компании Хрисалиска, Лесподия, Горгиппа, Каданака, гекатонтархов Никия и Аристона и самого хозяина, Левкон прежде всего поинтересовался, благополучно ли вернулись домой восточнобоспорские гоплиты и пантикапейские корабли. Затем по просьбе Лесподия он рассказал о своём житье в гостях у царя Палака и Посидея. Хотя, к сожалению, новый царь, как это принято у молодых, очевидно, удалил от дел старика Посидея, окружив себя льстивыми молодыми советниками, Левкон выразил уверенность, что полученный урок запомнится скифам надолго, и воевать с Боспором Палак больше не рискнёт, чему более всех обрадовался Дамон.
Проведший весь день в седле, царевич вскоре поднялся с ложа, поблагодарил хозяина и хозяйку за прекрасное угощение и отправился в приготовленную для него и Каданака комнату, чтобы выспаться перед завтрашней дорогой. Но прежде он зашёл в соседнюю комнату к Хрисалиску и Лесподию и смог, наконец, расспросить без чужих ушей о жене и дочери и о том, как и у кого удалось раздобыть золото для его выкупа.
Спал Левкон первую ночь на родной земле беспокойно: раза три просыпался и выходил во двор поглядеть, не забрезжил ли рассвет, но небо было черно, хоть глаз выколи, и глухая зимняя ночь казалась нескончаемой. Наконец усталость взяла своё: Левкон провалился в крепкий сон, и в ниспосланном Гипносом сновидении ему привиделась Герея.
Он увидел, как в эту самую минуту, когда он спит в ксеноне Дамона, в Пантикапее в Старый дворец входит некто в его собственном обличье. Разбуженная рабыней Герея, полураздетая и босая, с радостными слезами бросается к нему в объятия. Левкон сперва думает, что видит во сне будущую встречу с женой, но глядеть на объятия и поцелуи Гереи со своим призраком ему почему-то неприятно, и чем дальше, тем большее он испытывает беспокойство и тревогу за Герею, тем больше он уверен, что от его двойника жене грозит какая-то неведомая опасность.
Нежно улыбаясь и обнимая Герею за голые плечи, ложный Левкон выводит её из андрона и усаживает в стоящую у входа кибитку, запряженную четвёркой чёрных как смоль лошадей. "Герея, не садись, не надо!" - кричит спящий с открытыми глазами в тесной комнатке постоялого двора Дамона настоящий Левкон, но она его в Пантикапее, конечно, не слышит. Умостившись рядом с Гереей и задвинув полог, подложный Левкон, притянув Герею к себе за талию, шепчет ей в ушко, как он по ней соскучился, и что желает провести несколько дней только с ней вдвоём, как когда-то, в их усадьбе у Железной горы. Герея радостно смеётся и страстно целует его, а нахлёстываемые невидимым возницей кони бешено мчатся куда-то сквозь черноту ночи.
Но вот справа занимается заря, и возок останавливается. Обманный Левкон открывает полог и выходит с Гереей из кибитки. Справа на малиновом фоне утреннего неба виден спускающийся от усадьбы по склону горы тёмно-зелёный сад, а слева под невысокой кручей ласково плещется о замшелые серые камни бирюзовыми волнами Меотида. Крепко обнимая доверчиво льнущую к нему Герею за талию, Лжелевкон спускается с ней по широкой каменной лестнице к стоящему в конце узкого деревянного причала двадцативёсельному торговому кораблю. "Герея, не иди, это обман! Беги от него, беги!" - кричит в отчаянии из комнаты в дамоновом ксеноне Левкон, но Герея всходит с его двойником по корабельному трапу и оказывается в цепких руках появившегося из-за мачты Палака. Сделав своё чёрное дело, Лжелевкон тотчас прыгает обратно на причал, и судно отходит, беря курс на запад. "Левкон, спаси меня!" - призывает с палубы Герея, протягивая со слезами руки к стоящему на причале двойнику мужа. Но Палак, крепко держа её сзади за талию, говорит ей с лающим смехом: "Не надейся! Твой бывший муж продал тебя за талант золота! Теперь ты моя раба, га-га-гав-гав-гав!"
Левкон проснулся в холодном поту. Во дворе радостно перекрикивали друг друга петухи и беззлобно лаяла на кого-то собака. Окошко над дверью было по-прежнему закрыто ставней, но из дверных щелей отчётливо пробивался серый утренний свет. Повернув голову налево, он увидел, что топчан Каданака пуст. Откинув служившую одеялом шерстяную хламиду, Левкон резко поднялся и, опустив босые ступни на холодный земляной пол, стряхнул остатки так напугавшего его дурного сна.
- Дидим!
- Да, хозяин, - тотчас отозвался заспанный голос из тёмного угла слева от двери.
- Почему не разбудил, как я приказал?
- Лесподий и Каданак не велели.
- Кто твой хозяин, я или Лесподий?
- Виноват, хозяин, - пробубнил Дидим голосом, в котором не слышно было ни капли раскаяния.