- Ладно. Открой ставню и давай одеваться. Живо!
- Скифское подавать или эллинское? - спросил Дидим, впуская в комнату через серый прямоугольник окна поток бодрящего утреннего воздуха.
- Давай наше. Довольно уже с меня скифского...
Тепло попрощавшись у развилки с Хрисалиском и Лесподием, Левкон погнал горячую кобылку энергичным галопом навстречу только что оторвавшемуся от горизонта оранжевому диску. Справа от него, радостно жмурясь на солнце, скакал Каданак, слева - Горгипп, а за спиной растянулись по дороге сотня соматофилаков Аристона, сотня сатавков Каданака и две сотни горгипповых меотов.
Когда они проезжали ворота Длинной стены, лишь чёрная копоть над которыми напоминала о проходивших здесь недавно боях, солнце стояло в зените. Меоты, выполнив свою задачу, остались в конном лагере, остальные, включая Горгиппа, оставившего при себе десяток телохранителей, после короткого отдыха поскакали дальше.
По въезде в город Каданак распустил своих сатавков по домам. На одном из перекрёстков, пожав на прощанье руки Левкону и Горгиппу, свернул к своему дому в одну из боковых улиц так называемого Скифского города и он сам. Отвечая улыбкой и приветными взмахами руки на многочисленные приветствия и поздравления со счастливым возвращением домой встречных горожан, Левкон наконец добрался до ворот Акрополя. Попрощавшись со свернувшим на верхнюю террасу гиппархом, царевич проехал мимо радостно отсалютовавших ему вскинутыми копьями воротных стражей в крепость соматофилаков.
Спешившись за воротами и передав повод крапчатой кобылы проследовавшему со своей сотней дальше на конюшенный двор Аристону, Левкон почтил купленными по дороге благодарственными дарами стороживших вход в крепость Геракла и Ахилла. Поднявшись с одним только рабом Дидимом из Нижней крепости на центральную площадь Акрополя, он зашёл поблагодарить за своё благополучное возвращение Афродиту, Афину и Аполлона.
Сколь ни хотелось ему поскорее увидеть после долгой разлуки любимую жену и дочь, Левкон решил прежде повидаться с братом-басилевсом и немалым усилием воли заставил себя из двух дорожек свернуть на ту, что вела к Новому дворцу. К этому времени радостная новость о его возвращении уже долетела до обоих дворцов.
В нижнем дворе царской цитадели младшего брата басилевса тепло приветствовали хилиарх соматофилаков Гиликнид и дворецкий Нимфодор, в ответ на вопрос Левкона, поспешивший сообщить, что с басилевсом и его наследником, хвала милостивым богам, всё благополучно, и они с нетерпением ждут его у себя.
Едва Левкон поднялся вслед за Нимфодором на третий этаж, к нему с радостным криком бросился Перисад Младший. Подхватив царевича под мышки, Левкон легко приподнял его над полом и поцеловал в лоб.
- Ого, как ты вырос, пока меня не было: ещё немного и сравняешься со мной! - сказал, улыбаясь, Левкон, ставя племянника на пол. Обняв друг друга за плечи и талию, они направились в покои басилевса.
Левкон застал у брата Аполлония, Молобара и шута Геракла, с которым, как с комнатной собачонкой, басилевс почти не расставался. Не было только простудившегося по приезде из Скифии, как сообщил, поднимаясь по лестнице с Левконом, Гиликнид, казначея Деметрия. Обнимая и целуя брата, Перисад так расчувствовался, что даже прослезился. Глухим от нахлынувших чувств голосом Левкон поблагодарил брата и его советников за помощь Герее и Хрисалиску в сборе выкупа.
Перисад велел Нимфодору подавать скорее обед, а Левкону - ложиться напротив и рассказывать подробно о своей жизни в логове скифского царя. Вздохнув про себя, что встреча с женой и дочерью, похоже, опять надолго откладывается, Левкон приступил к рассказу...
Дворецкий Арсамен и радостно улыбающийся Делиад ждали Левкона под ограждающими вход в Старый дворец массивными колоннами. Сбежав по ступеням вниз, Арсамен, согнувшись в низком поклоне, поймал правую руку хозяина и запечатлел на ней подобострастный поцелуй.
- С возвращением, господин!
Взойдя по трём выщербленным дождями и временем ступеням под колоннаду, Левкон обнял и от души расцеловал охранявшего в его отсутствие его дом, заметно повзрослевшего за время этой быстротечной войны племянника.
Пройдя мимо двух делиадовых соматофилаков, стороживших вход между двойными дверями, распахнутыми перед хозяином привратником Гагесом, Левкон не успел и глазом моргнуть, как на его шее со счастливым щенячьим визгом повисла Элевсина, крепко прижавшись тёплой щёчкой к его губам. Бережно обнимая дочь за хрупкие плечи, Левкон ласково расцеловал её в прелестные маленькие ямочки на щеках и гладкий матовый лоб под красивым венком из последних осенних цветов, лежащим, подобно короне, на её прекрасных, вьющихся кольцами вдоль узкого продолговатого лица чёрных волосах.
- Ах, ты моя сладенькая! - молвил он трепетным от радостного волнения полушёпотом, глядя поверх головы дочери на стоящую в глубине андрона Герею. - Ах, ты моя умница-разумница! Моя красавица!
Герея была в длинной бледно-голубой столе и вытканном золотыми аканфами тёмно-синем пеплосе, прикрывавшем от чужих нескромных взоров её точёные плечи, руки и высокую круглую грудь. Блестящие чёрные волосы над гладким беломраморным челом были закручены в высокую башнеподобную причёску, увитую алмазными нитями. Вдоль скул и гордой прямой шеи, перехваченной у плеч янтарным ожерельем, свисали жемчужными продолговатыми каплями серьги. Восхитительной формы рубиновые губы Гереи были плотно сжаты, и если бы не лучившиеся радостным огнём из-под длинных чёрных ресниц золотисто-зелёные кошачьи глаза, Левкон бы подумал, что она на него сердита.
- Добро пожаловать домой, муж мой, - произнесла она тихим низким грудным голосом, от которого у него защемило в глазах и подкатил к горлу ком.
Держа на плече обнимавшей его дочери левую руку, Левкон, повернувшись к Делиаду, сказал, что теперь, когда он дома, его дом больше не нуждается в охране. Пожав на прощанье племяннику руку, он отпустил его и его воинов по домам, попросив передать всем, кто оберегал в эти дни покой его семьи, свою благодарность.
Как только Гагес закрыл за соматофилаками и Делиадом дверь, Герея подплыла белым лебедем к мужу и тотчас оказалась вместе с прильнувшей щекой к его левому плечу дочерью в его крепких объятиях, уронив с нежностью голову ему на другое плечо.
- Пойдём ужинать, - молвила она через минуту.
- Вообще-то, я только что пообедал у Перисада.
- Так я и думала.
- Неудобно было отказаться, ты же понимаешь... Ну пойдём, мои красавицы: вы будете ужинать, а я - вами любоваться. Вы не представляете, как же я по вам скучал!
Сделав благодарственное возлияние домашнему Зевсу, Левкон, одной рукой обнимая хрупкое плечо дочери, а другой - тонкий гибкий стан жены, повёл их в трапезную. После того как рабыня разула Левкона и омыла ему в лохани тёплой водой ноги, вместо того, чтобы прилечь, как обычно, на левый бок, он, шутки ради, уселся на обеденном ложе со скрещёнными по-скифски ногами, с улыбкой пояснив удивлённо уставившимся на него из своих кресел жене и дочери, что разучился в гостях у Палака трапезничать по-эллински.
- А пить вино тебя там тоже научили по-скифски? - съязвила Герея.
- Нет, тут мне удалось добиться от Палака послабления, - рассмеялся Левкон.
Время от времени пригубляя расписной канфар с разбавленным на две трети тёплой водой вином, Левкон стал весёлым тоном рассказывать о своей поездке в Скифию, ни на миг не отрывая лучащихся радостью глаз от любимых лиц ужинающих напротив жены и дочери.
Выслушав его подробный рассказ о знаменитой скифской бане, в которой, по его ощущениям, не столько омывают тело, сколько очищают душу, теряя на время всякую связь с реальным миром, о скифском Неаполе и царском дворце, Элевсина спросила:
- Папочка, а жён Палака ты видел?
- Да, дочка, видел. Целых два раза. Один раз, когда царица мать Палака, его жёны и малые дети встречали царя в дворцовом андроне, и в другой раз, когда они наблюдали мой отъезд с дворцовой галереи.
- Они красивые?
- Конечно! И жёны, и старшая царица - мать Палака - весьма хороши собой. Хотя, конечно, до тебя и нашей мамки им как до неба.