Меж тем, чем дальше обоз продвигался на восход, к краю захваченной боспорцами скифской земли, тем бугристее становилась местность и неровнее дорога. Незаметно улетучившийся туман открыл взору Савмака многочисленные поля по обе стороны дороги, тянущиеся к горизонту ровные ряды устланных жёлтым падолистом виноградников, прячущиеся за высокими каменными заборами и голыми ветвистыми садами усадьбы.
Небо по-прежнему было серым и низким, как полотняный свод гигантского шатра, но уже не протекало дождями и не казалось таким угрюмым и мрачным, как накануне. Длинные, крутосклонные, похожие на насыпанные гигантами валы, возвышенности, между которыми бежала дорога, подбирались всё ближе и всё больше загораживали обзор любопытно озиравшемуся во все стороны Савмаку.
Дорога сделалась гораздо оживлённее. Каждую минуту навстречу попадались, группами и поодиночке, всадники на конях, длинноухих мулах и коротконогих ослах (некоторые, наоборот, обгоняли их медлительный обоз), рабы с поклажей на согбенных спинах, ведущие в поводу навьюченных горой ослов, мулов и тощих низкорослых лошадок пешеходы, четырехконные скифские кибитки, влекомые волами огромные возы, лёгкие двухколёсные арбы, гружённые всевозможным скарбом. В город везли амфоры с местным вином, сено, солому, дрова, древесину, тюки овечьей шерсти, кипы коровьих, овечьих и конских шкур, битую и живую птицу, капусту, репу, яблоки, груши, сливы и иные выращенные в усадьбах продукты; из города - дорогое заморское вино, оливковое масло, пустые амфоры, пифосы и прочую посуду, изделия из кожи и металла, и многое другое. То и дело дорогу перегораживали гурты медлительных овец, коз, коров, и между нетерпеливыми ездоками и погонщиками поднимался крик и гвалт. Чем дальше, тем больше чувствовалась близость ещё не видимого за грядами вздыбившейся земли густонаселённого города, ежедневно поглощавшего такую уйму продуктов.
И вот, за очередным изгибом дороги, взгляду Савмака открылась столица Боспора. На востоке, где волнистый край земли упирается в небо, возвышалась массивная гора, куполовидная вершина которой, окружённая высокой, извилистой зубчатой стеной, была тесно застроена белокаменными зданиями с колоннами, накрытыми красными шапками черепичных крыш. Множество серо-жёлтых строений под красно-оранжевыми крышами облепили склоны, сползая ступенями от верхней крепостной стены к подножью горы, скрытому от взора ещё одной утыканной частыми башнями стеной: спускаясь с возвышенностей, ограждавших с севера и юга окружавшую гору котловину, она служила ещё одной преградой, воздвигнутой опасливыми греками на ближних подступах к своей столице. Пробежавшись глазами из края в край по этой Ближней стене, Савмак опять вскинул взгляд на вершину горы. На дальней её стороне, за которой невидимая протока между близко сходившимися здесь полуночным и полуденным морями обозначила восточный край скифской земли, на самой макушке высилась, подпирая двускатной рубиновой крышей серый купол небесного шатра, квадратная тёмно-серая башня. В ней, как знал Савмак из рассказов старшего брата Ториксака, недосягаемо вознесясь под самые облака над подвластным ему народом, словно хищный орёл на неприступной скале, жил боспорский царь-басилевс.
На подступах к узкому проёму ворот Ближней стены движение совсем застопорилось, поскольку всем проходившим и проезжавшим в обе стороны приходилось останавливаться для оплаты дорожного мыта. В отличие от скифских дорог и городов, открытых и свободных для всех, ушлые боспорские правители взимали за проезд через всякие ворота в своей стране плату со своих и чужих, составлявшую важную статью их доходов, делая исключение лишь для военных, гонцов и послов.
У Савмака появилась возможность рассмотреть повнимательнее вторую преграду, лежавшую на его пути к родному дому. Как и та, что осталась позади, она состояла из рва, вала и стоящей на валу каменной зубчатой стены, только ров со стоячей дождевой водой, как показалось Савмаку, здесь был помельче и поуже, вал не такой крутой и стена малость пониже. В отличие от дальней стены, где со сбором мыта с редких путников легко справлялся один чиновник, здесь трудились не покладая рук двое мытарей: один, сидя на складном стуле за похожим на табурет столиком у входа на заляпанный подсохшей грязью мост через ров, принимал установленную законом плату (с пешего поменьше, с всадника - больше, с арбы, телеги и кибитки - ещё больше) с тех, кто стремился в город, его напарник по другую сторону ворот обирал двигавшихся в обратном направлении. Труд мытарей хорошо оплачивался (им полагалась определённая доля дневной выручки), а уворовывание части дохода жестоко каралось, к тому же они работали на виду у воротных стражей, поэтому они были кровно заинтересованы, чтобы никто, кому это не полагается, не проскочил безоплатно зайцем, и честно заносили на папирус имена всех уплативших (часто этим занимались их юные сыновья, которых они готовили себе на смену) и заплаченную ими сумму.
Оказавшись, наконец, за воротами, хрисалисковы кибитки покатили через обширное, рассечённое надвое широкой прямой дорогой и протекавшей чуть левее узкой медлительной речкой поле, густо засеянное серыми каменными надгробьями различной высоты и толщины, напоминающими дома семейными склепами богачей и росшими повсюду, как бурьяны на хлебной ниве, старыми и молодыми траурными кипарисами и туями. Крутые высокие склоны ограждавших долину с северной и южной стороны возвышенностей служили естественной границей этого огромного города мёртвых. Савмак удивлённо взметнул белёсые крылья бровей, увидев знакомые очертания скифских курганов, тянувшихся цепочкой по хребту северной возвышенности. Должно быть, сообразил он, в них обрели вечный покой тела вождей сатавков.
Скоро от разглядывания скифских курганов и испещрённых рельефами, рисунками и надписями греческих надгробных памятников Савмак переключился на изучение приближавшейся нижней городской стены, широким кольцом опоясывавшей царскую гору. Как и в Феодосии, у её подножья не было ни рва, ни вала, но сама стена была много выше и, видимо, толще, нежели полевые стены. Внимание Савмака, как и всякого, кто впервые приближался к Пантикапею с запада, сразу же привлекла огромная конная статуя, застывшая левым боком к дороге над высокой аркой стиснутых двумя массивными башнями проезжих ворот. Подъехав ближе, Савмак увидел, что всадник и конь выточены из светло-серого камня и, в отличие от стоявшего в центре Неаполя бронзового Скилура, под тонкой шкурой коня которого отчётливо просматривался каждый мускул, каждая жилка, стороживший въезд в город со стороны степи боспорский царь и его тяжеловесный конь были сработаны куда более грубо.
Кинув с седла серебряный кружок к подножию торчавшего сбоку ворот каменного кола в благодарность за благополучно оконченный путь и заплатив ещё пару монет из хрисалискового кошеля за право въехать в город, Никий и его маленький феодосийский отряд осторожно вклинились в широкую, до краёв наполненную многоголосым хаотичным потоком людей и животных Скифскую улицу. К Никию непрестанно подбегали то с одной, то с другой стороны какие-то люди, спрашивали, что везёт, предлагали купить его товар по самой выгодной для него цене, но узнав, что он везёт подарки Хрисалиска царевичу Левкону, тотчас с кислой миной отступались. Другие наперебой убеждали славного гекатонтарха и его доблестных воинов остановиться у них в ксеноне, где к их услугам самая вкусная еда, самое сладкое вино и самые красивые служанки по самой низкой во всём городе цене. Никий, в отличие от большинства его молодых воинов, не в первый раз оказавшийся в столице, оставлял назойливых, как кухонные мухи, зазывал без ответа.
Савмака с первых шагов поразила величина и многолюдье боспорской столицы, напоминавшей облепивший гору огромный муравейник. Наблюдая бесчисленное скопище тулившихся друг к дружке домов по обе стороны улицы, Савмак подумал, что здесь обитает, пожалуй, больше людей, чем было воинов во всём палаковом войске. Если справа на склонах горы все дома были каменные, крытые яркой цветной черепицей, то хаотично разбросанные с другой стороны улицы до самой Северной стены дома и глинобитные лачуги, среди которых немало виднелось конусовидных шатров, куполовидных юрт и дуговидных верхов кибиток, за малым исключением, были под незамысловатыми, потемневшими под солнцем и дождями, соломенными и тростниковыми шапками. Оттуда сильно попахивало знакомым по скифским селениям густым кислотным духом дубившихся в чанах кож.