Дав время рабыням поплескаться в оставшейся после купания хозяев ароматной воде, пока ужинали надсмотрщики, Креуса пошла выгонять их из ванной. Вошедшие следом Арсамен и Хорет, став в открытых дверях предбанника, молча разглядывали аппетитные молодые тела новеньких рабынь, обтиравшихся и одевавшихся у них на глазах без всякого стеснения, а напротив - с явным желанием обратить на себя внимание новых хозяев. "Феодосийки" уже с радостью успели отметить, что здешние рабыни и старше их, и далеко не так хороши, как они.
Выбрав себе по рабыне, епископ и его помощник увели их, свежих и благоухающих, греть свои холодные постели. Остальных, заметно огорчённых, что выбор пал не на них, Креуса, словно гусынь, погнала по коридору в дальний конец гинекея, где в разделённых рабочей комнатой торцевых чуланах находились спальни рабынь. В левой, с окнами в сад, спали пятеро местных рабынь, правая была свободна. Посветив, пока "феодосийки" устраивались на новом месте, Креуса предупредила, что завтра поднимет их с зарёй, и заперла дверь на замок.
Вернувшись в коридор, она вошла в примыкавшую к рабочей комнате с правой стороны крохотную каморку, служившую ей спальней (напротив, через коридор, находилась дверь в спаленку Хорета). Почти всю её занимал широкий высокий сундук, на плоской крышке которого было настелено несколько старых овчин. Удостоверившись, что Дул, которого она последние несколько лет удостаивала быть своим сожителем, уже лежит под толстым шерстяным одеялом, ключница заперла на задвижку дверь, дунула на огонёк светильника и принялась не спеша раздеваться.
Феодосийские рабы, перейдя из трапезной в тесный, тёмный предбанник, сняли по приказу вернувшегося для присмотра за ними Хорета одежду и обувь, после чего Хорет запустил в ванну первую пару.
Жадно вдыхая насыщенный дурманящими не хуже конопляного дыма ароматами воздух, рабы с наслаждением погрузились по уши в охолонувшую, но всё ещё достаточно тёплую воду.
- С головой погружайтесь, с головой! - подсказывал стоявший в дверях надсмотрщик. - Топите ваших блошек и вошек в воде! У нас тут и своих хватает! Ха-ха-ха! - загоготал он.
Дав им поплескаться одну-две минуты, Хорет, помня о томившейся в его постели круглозадой рабыне, выгнал их из ванной и отправил туда следующую пару.
- Эх, хорошо! - проурчал, вытирая пропитанным волнующими женскими запахами рушником раскрасневшееся лицо и грудь покрытый, как лесной таврский медведь, с головы до ног густой бурой шерстью бастарн Бусирис. - Никогда ещё так сладко не пах!
Рабы в предбаннике засмеялись.
- Жаль, что нас не отправили мыться с рабынями. Уж я бы...
- Но ты! Поговори у меня! - Хорет поднёс к носу бастарна тяжёлый волосатый кулак. - Запомните, жеребцы: тут вам не Феодосия! Епископ уже говорил вам, но для непонятливых я повторю ещё раз: кто полезет без дозволения на рабыню, получит от меня для первого раза полсотни плетей. А кто попадётся во второй раз - отправится на перевоспитание в усадьбу. Там и жратвы поменьше, и работы побольше, и надсмотрщики не такие добрые, как мы с Арсаменом. Ха-ха-ха!.. Друг друга втихаря дрючьте, сколько хотите, а к бабьим дырам вас допустят только в праздники, да и то лишь тех, кто этого заслужит усердной работой и примерным поведением. Вот такие у нас здесь порядки. Уяснили, сынки?
- Уяснили, - уныло ответил за всех чересчур языкатый бастарн, усмирённый обращённым на него грозным взглядом надсмотрщика.
После того как наскоро окунулась в уже почти холодную и грязную воду и обтёрлась последняя пара, Хорет выдал каждому новичку по груботканой хламиде и повёл их по коридору в сторону, противоположную той, куда увели рабынь. Спустившись по вырубленной в скальном грунте полукругом узкой крутой лестнице, рабы столпились на небольшой площадке. Огонёк светильника в руке спустившегося следом надсмотрщика выхватил из тьмы две маленькие, скреплённые толстыми железными полосами дверцы в сходящихся под прямым углом стенах: одна, запертая на внутренний замок, вела в расположенный под дровяным складом холодный винный погреб, вторая - в спальню рабов под комнатой дворцового епископа Арсамена.
Лязгнув железным засовом, Хорет толкнул проскрежетавшую на нарочно не смазанных штырях правую дверь и, оглянувшись на вжавшихся в стену рабов, оскалил в ухмылке крупные жёлтые зубы:
- Заходите, сынки, не стесняйтесь.
"Феодосийцы" осторожно протиснулись друг за другом мимо державшего лампу над входом надсмотрщика, осматривая, насколько позволял тусклый свет тонко дрожащего огонька, своё новое жилище, в котором им, вероятно, предстоит прожить в тесной мужской компании долгие годы. В углу напротив двери стояла накрытая деревянной крышкой медная бадья - на тот случай, если кому приспичит ночью. Над бадьёй, чуть правее, зияла в толстой каменной стене под самым потолком узкая проушина для воздуха. Ещё одна такая же проушина в другом конце стены была заткнута пучком тёмной морской травы. Как и в феодосийском доме Хрисалиска, каменное ложе подвала устилал толстый слой крепко пахнущей солёной морской водой и илом камки, прикрытый сверху грубыми конопляными рогожами. Под дальней от тянувших ночным холодом оконец стеной, укрывшись с головой грубошерстными плащами, лежали вповалку друг возле друга четверо местных старожилов. Для новичков оставались лишь места у холодной наружной стены, где подстилка была заметно тоньше.
- Ну всё, ложитесь спать, - сказал Хорет переминавшимся у двери новичкам. - И чтоб всё тут было тихо-спокойно! - возвысив угрожающе голос, добавил он специально для старательно делавших вид, что спят, старожилов.
"Феодосийцы" поспешили улечься головами к стене, ногами к вытянутым ногам здешних обитателей. Савмаку, вошедшему в спальню последним, осталось место напротив двери, возле зловонно попахивающей бадьи.
Как только звякнул дверной замок, и на лестнице затихли тяжёлые шаги Хорета, из темноты напротив оставшегося стоять в нерешительности Савмака послышался чей-то вкрадчивый голос:
- Эй, скиф, иди ко мне, я приберёг для тебя местечко.
- Ардар, перебьёшься! Скиф будет спать возле меня! - раздался с противоположной стороны твёрдый, решительный голос Герака. - Сайвах, давай, иди сюда.
- Э, Герак! Ты же, вроде, не любитель мальчиков, хе-хе-хе! - подал опять голос тот, кого он назвал Ардаром. Лежащие между ними старожилы вполголоса загоготали. - А то, давай пустим его по кругу, а? - предложил он. - Мне не жалко.
- Ардар, заткнись! Хозяин велел скифа не трогать, а мне приказал взять его под свою опеку. Все слышали?.. А?
- Слышали, - ответил после паузы чей-то тихий голос.
- То-то... Сайвах, иди, ложись возле меня. Не бойся, тебя никто не тронет.
Рыжий Герак, несмотря на скифо-сарматское имя, куда больше походивший на грека, с первого взгляда не понравился Савмаку. Ещё тогда в андроне, неприязненно глядя на его узкое конопатое лицо, искривлённый нагловатой ухмылкой тонкогубый рот и опушенный рыжеватой шёрсткой острый лисий подбородок, Савмак сразу подумал, что, наверно, этот малый ходит у хозяев в любимчиках, и надо бы держаться от него подальше.
Хотя Герак и позвавший Савмака к себе сармат переговаривались между собою по-эллински, Савмак уловил из их перебранки, что сармат, похоже, возжелал потешиться с ним, как женщиной (он кое-что слышал об этих дурных греческих забавах - как будто грекам для этой цели женщин недостаёт!), а Герак воспротивился этому. Соплеменник (пусть и задонайский!) Дул, на дружеское покровительство которого рассчитывал Савмак, почему-то не спешил подать голос. Поэтому Савмак пребывал в нерешительности, податься ли ему к Гераку, или лечь спать прямо здесь, возле отхожего места. Когда Герак опять позвал его по-скифски к себе, Савмак, наконец, решился и осторожно, чтоб не наступить в темноте на вытянутые под плащами ноги, двинулся к левой стене. Поймав его за руку, Герак, чуть подвинувшись, положил его рядом с собой под стенку.
- Парни, чуете: новенькие пахнут сладко, как бабы, - послышался через минуту громкий шёпот сармата.
- Они подмылись, как невесты перед брачной ночью, ге-ге-гэ! - откликнулся его сосед.
- Эй, феодосийцы, кто хочет сегодня стать моей невестой? - пригласил Ардар.