Первой исчерпала запас воздуха в лёгких жена Агасикла Аполлонида, сразу за нею вынырнула Прокона, потом Агафоклея. Дольше всех, пуская пузыри и глядя друг на дружку выпученными глазами, сражались за 12 драхм Биона и Аркеса. Продержавшись под водой почти две минуты, выиграла этот спор под дружные рукоплескания довольных зрителей красавица блондинка.
Настал черёд посостязаться, кто лучший ныряльщик, мужчинам, но подошедший в этот момент раб (от вольных посетителей рабов отличали медный ошейник с именем, набедренная повязка да - нередко - отметины бича на спине) сообщил Каллиаду, что освободилась одна из ванных комнат. Воспользовавшись этим, Каллиад сказал, что придётся отложить их спор до другого раза, и, взяв за руку жену, потащил её за собой из бассейна по каменной лестнице, круто спускавшейся до самого дна по всей ширине короткого бортика (такая же лестница была и с противоположной стороны). Следом, к огорчению зрителей, покинули бассейн Агасикл с Аполлонидой и бросившая с лестницы победный взгляд на Аркесу Биона.
- Как же это такой видный мужчина и живёт один в чужом доме? - услышал рядом вкрадчиво-ласковый голос Аркесы Минний, не сводивший завистливо-печального взгляда с точёных ножек и круглой попки Агафоклеи, пока та не скрылась вместе с мужем, братом и служанкой за окружавшими бассейн колоннами. - Вместо того чтобы заглядываться на чужих жён, пора бы уже свою завести да зажить хозяином в собственном доме! - посоветовала с игривым смешком разбитная вдова, явно положившая на Минния глаз.
- Да, было бы неплохо, - согласился Минний, обратив наконец свой взор на округло-полноватое, вполне ещё симпатичное лицо и выступающие на добрую треть над водой аппетитные полушария грудей ткачихи.
- Ну так за чем же дело стало?! - обрадовано ухватила быка за рога Аркеса. - Вон, например, у меня, после того как мой Сополис прошлой зимой переселился в царство Аида, дом стоит без хозяина. Может, зайдёшь вечерком, посмотришь? - просительно заглядывая в глаза и сладко улыбаясь Миннию, ткачиха отыскала под водой его фаллос. - Мой дом на тринадцатой улице, на западной стороне, третья калитка от приморской стены.
- Может, и зайду, - выдохнул Минний в обрамлённый плотоядными губами рот вдовы, чувствуя, как каменеет в её умелой руке его "конец".
Бросив взгляд на светящееся завлекательной улыбкой за спиной матери личико Проконы, в обрамлении расплывшихся по воде вокруг прелестной полудетской головки, подобно полупрозрачным щупальцам медузы, длинных белёсых волос, Минний мягко высвободил фаллос, оттолкнулся от бортика и, плавно загребая поочерёдно руками, медленно поплыл, огибая бороздивших бассейн купальщиков, к противоположному краю.
- Так мы будем ждать! - нежной сиреной пропела вдогон разбитная вдова.
Когда он приплыл обратно, Аркесы с дочерью в бассейне уже не было. Она была далеко не первой, кто вознамерился осчастливить Минния. Буквально на второй день после новогодней экклесии на новоявленного демиурга, вмиг ставшего завидным женихом, как из рога изобилия посыпались предложения от отцов, имевших дочерей на выданье, и от своден, сообщавших "по секрету" об интересе к его особе симпатичных и богатых вдовушек. Было из кого выбирать!
Сделав ещё четыре круга, Минний вылез из воды ближайшей к раздевалкам лестницей. Неожиданно наверху ему заступили дорогу три крепкие мужские фигуры в наброшенных, подобно гиматиям, через левое плечо, льняных простынях.
- Привет, коллега! - услышал он знакомый насмешливый голос и, подняв голову, ткнулся враз потемневшим, как грозовое облако, взглядом в нагло ухмыляющуюся толстую рожу Апеманта. Двое других, стоявшие с ним плечом к плечу, широко расставив ноги и сложив на груди крепкие руки, были его сотоварищи из числа демиургов.
- Радуйтесь! - миролюбиво ответил Минний всем троим, вынужденно остановившись на предпоследней ступеньке лестницы.
- Ты, как я слышал, интересуешься делом Демотела? - спросил Апемант, продолжая язвительно ухмыляться. - Ну-ну! Это правильно: нужно знать, какая судьба тебя ждёт, если попробуешь встать у нас на пути! Гха-га-га!
Лающий гогот Апеманта с готовностью подхватили его подручники, продолжая буравить Минния недобрыми взглядами.
- Ну, пока что это вы стоите у меня на пути, - с тронувшей уголки губ улыбкой заметил Минний. - И не только у меня, но и у других граждан. Ну-ка, коллеги, посторонитесь!
И Минний медленно сделал шаг наверх, едва не ткнувшись грудью в выпиравшее тяжёлым винным мехом чрево Апеманта. Его дружки, что те охотничьи псы, ждали только команды, чтобы столкнуть Минния в воду, освобождая дорогу хозяину, но Апемант, мгновенье помедлив, отступил на шаг назад и повернулся боком, позволив Миннию пройти.
- Мой брат считает, - молвил он, изучая с брезгливо-презрительной ухмылкой меченные бичом плечи и спину Минния, - что тот, кто однажды побывал в шкуре раба, ни за что не захочет оказаться в ней снова. Ведь рабство страшнее смерти, не правда ли, Минний? Хе-хе-хе!
Остановившись, Минний медленно повернулся к весельчаку, устремив на него исподлобья тяжёлый каменный взгляд. Несколько десятков голых и полуголых мужчин и женщин окружили противников широким полукольцом в ожидании если не потасовки, то доброй перебранки.
- А сам-то ты что выберешь, смерть или рабство? А, Апемант? - спросил с усмешкой Минний.
- Смерть! - горделиво выпятив пухлую женскую грудь и живот, ответил Апемант.
- А я думаю, что рабство! - не поверил ему Минний и, продырявив расступившуюся толпу падких на зрелища зевак, скрылся в раздевалке.
В этот вечер вдова ткача Сополиса напрасно ждала Минния. Порасспросив о ней Мегакла, он выяснил, что разлюбезная Аркеса и при живом муже не слишком-то блюла святость супружеского ложа (особенно в последние годы, когда Сополис совсем ослабел от источившей его силы чахотки), а уж после того как овдовела - кто только не побывал в её гостеприимном доме, где к их услугам была не только сама любвеобильная вдовушка, но и четыре задастые рабыни-ткачихи! В числе прочих, не раз бывали там и оба сына Гераклида, и 48-летний Апемант (говорят, он проторил туда дорожку ещё при живом Сополисе), и сам Мегакл, горячо расхваливавший Миннию ожидающие его там удовольствия, пожелав составить ему компанию. Но Минний решил пока не спешить и, сославшись на необходимость закончить заказанную ему на завтра судебную речь, предложил приятелю наведаться к весёлой вдове пока что без него.
Два дня спустя настал черёд Миннию исполнять обязанности номофилака. Обязанности эти были необременительны и заключались в слежении за тем, чтобы граждане и метеки соблюдали полисные законы, и вообще - за порядком в городе и на принадлежащей ему хоре. Расследование преступлений, поиск преступников, поимка беглых рабов (подобное случалось далеко не каждый день) также было прерогативой номофилаков. В их распоряжении находились три десятка городских стражей (охраной городских стен и ворот занималась особая воротная стража, подчинённая стратегам). Шестеро херсонесских номофилаков работали парами раз в три дня: по договорённости между собой один наблюдал за порядком в городе, другой - на хоре.
В ведении номофилаков находилась городская тюрьма - сравнительно небольшое, продолговатое каменное строение, задней стеной упиравшееся в береговую возвышенность в северной части порта. В пяти полуподвальных камерах, рассчитанных на полсотни человек, за крепкими запорами и замками держали до суда убийц (совершивших убийство по злому умыслу практически всегда приговаривали к смерти, а рабов-убийц - всегда), святотатцев, фальшивомонетчиков, насильников, воров, злостных должников (за незначительные преступления в тюрьму не сажали, ограничиваясь денежными штрафами и телесными наказаниями). Две из пяти камер были отданы под спальни двум десяткам полисных рабов. Наверху находилась казарма стражей с отгороженной в левом торце комнатой для номофилаков. Справа к эргастулу примыкала конюшня с двумя десятками разделённых дощатыми перегородками стойл. Спереди и с боков эргастул, конюшня и небольшой, мощёный булыжником двор были обнесены высоким каменным забором с неширокими одностворчатыми воротами посередине. С левой стороны к забору была пристроена открытая спереди кухня, с дровяным складом, чуланом для хранения продуктов, длинным столом, двумя вкопанными в землю лавками и очагом, на котором повара из числа рабов готовили скудную пищу для своих товарищей и арестантов (арестантов кормили раз в день - их подкармливали родственники; рабов - утром и вечером; стражи питались тем, что захватили из дому). Из тридцати городских стражей два десятка были в распоряжении номофилаков днём, а третий охранял эргастул ночью, меняясь через каждую декаду.