- Ну, раз так... прости, дочка. Да смилостится над тобой владыка Посейдон! Прощай!
Резко взмахнув руками, Олгасий бросил Филусу за борт, обращённый к Пантикапею, где всё ещё не расходилась толпа на набережной, ожидавшая заключительного акта трагедии. Девушка с тихим плеском упала между волнами на спину в трёх локтях от лодки. Завёрнутый в дерюгу камень тотчас потащил её ноги на дно. Встав вертикально, она инстинктивно выбросила вгору связанные руки и через секунду без звука исчезла в чёрной глубине...
По суровому, но справедливому боспорскому закону убийц детей, отцов, матерей топили в Проливе - чтобы на земле от них не осталось ни следа, ни могилы.
12
По глубокому снегу, пушистым лилово-белым ковром устилавшему под ветвистыми кронами вековых дерев покатые склоны Таврских гор, пробирался гуськом караван из трёх десятков людей и полутора десятков тяжело навьюченных тощих низкорослых мулов и лошадей.
Зима набирала силу. Дубовые, буковые и грабовые леса, покрывавшие нескончаемые горные массивы на северной стороне Большого хребта, давно сбросили зелёный наряд и надели мохнатые белые шапки. Тонкие ветки грабинников и рябин, упрятанные в прозрачные ледяные сосульки, согнувшись до земли, алмазно искрились в косых солнечных лучах, придавая скованному морозом, беззвучному, неподвижно-закаменелому лесу сказочную таинственность и красоту.
Но тавры, растянувшиеся длинной цепочкой по засыпанной выпавшим ночью снегом, но хорошо заметной среди нетронутой снежной целины тропе, вившейся между могучими стволами столетних буков, дубов и грабов, белыми шатрами и хрустальными арками покрытых снегом и льдом кустов, следуя за скрытым под ледяным панцирем ручьём, пробивавшим себе дорогу среди припорошенных снегом замшелых валунов и встававших на пути, то тут, то там отвесных скал, не обращали на красоты зимнего леса никакого внимания - для них это была привычная, повседневная картина. Они больше прислушивались, не потревожит ли гулкую тишину зимнего утра, нарушаемую лишь хрупаньем снега под подошвами да шумным дыханием перегруженных мулов, сердитый рёв тура, хрюканье выискивающих в снегу под дубами лакомство секачей, хруст веток под копытами ломанувшегося сквозь кустарник пугливого оленя или укрывшегося в чащобе стада лесных великанов зубров.
Отряд сопровождали четыре крупных пса-волкодава: двое рыскали по тропе впереди, ещё два замыкали шествие сзади. Тавры шли, разбившись парами: один, опираясь на копьё или толстую дубину, вёл под уздцы мула или коня, второй, ухватившись за хвост, шёл сзади: на спусках, придерживая, тянул на себя, на подъёмах пускал в ход палку.
Одеты тавры были кто во что: на одних были белые бараньи кожухи, на других - серые волчьи или заячьи тулупы, на третьих - кафтаны из оленьих, лосиных или турьих шкур; на всех были штаны из козьих или волчьих шкур мехом наружу, заправленные в невысокие сапоги из мягкой лосиной или оленьей шкуры, или из более губой и прочной шкуры вепря. На головах у большинства были тёплые ушанки из серых и белых заячьих шкурок, у некоторых - пушистые малахаи из рыжей лисы, белки или горностая; на одном, шедшем в голове отряда, должно быть, предводителе, шапка была из рыси. Почти у всех на плечах висели небольшие, плоские, круглые либо прямоугольные деревянные щиты, обтянутые шкурой вепря и обитые по краю и крест-накрест железными или медными полосами. За кожаные пояса у большинства были заткнуты спереди ножи и узкие двулезвийные топоры на длинных прямых рукоятках; у некоторых подвешены в ножнах короткие скифские акинаки или длинные греческие мечи; у всех на левом бедре висели полные стрел колчаны и торчали над головами длинные, узкие луки, носимые через правое плечо за опоясывающую наискось грудь тетиву из крепкой оленьей жилы.
Несколько дней отряд скитался между реками Напит и Харак, собирая в разбросанных по горным долинам и ущельям таврских селениях дань в пользу вождя племени Медведя, оберегавшего эти горы, леса и реки, со всеми их обитателями, от посягательств чужих племён и вождей.
Всего в горах между Херсонесом и Феодосией обитало девять таврских племён, каждое из которых в свой черёд разделялось на несколько десятков родов во главе со старейшинами. Места обитания племён тянулись полосами от границы со скифской степью на севере, через Большой хребет или Спину, как именовали его тавры, до берега моря на юге, разделённые, где рекой, где ручьём, где ущельем, где горой или поперечным хребтом.
Каждое племя считало себя потомками какого-нибудь мощного зверя или хищной птицы, именем которого прозывалось и которого издревле почитало как прародителя и защитника, а все вместе тавры поклонялись верховной владычице этих гор, рек, лесов, зверей и птиц Орейлохе.
Западнее всех жило племя Чёрного Коршуна. В давние времена "коршунам" принадлежал весь западный полуостров, позже названный Гераклейским, и главная святыня тавров - каменный кумир Орейлохи, а основным занятием был морской разбой у изрезанных удобными для засад бухтами берегов западной Таврии. Добравшиеся четыре сотни лет назад до этих мест с другой стороны моря эллины, пленив пропитавшуюся кровью тысяч принесенных ей в жертву чужеземцев таврскую Деву, сделали её главной защитницей своего построенного близ её прежнего святилища города, а "коршунов" вытеснили с Гераклейского полуострова и вгрызающихся в него бухт в долину реки Ктенунт, которую сами тавры называли Чёрной рекой. За прошедшие с тех пор века "коршуны" сделались мирными соседями херсонеситов, убедившись на собственном горьком опыте, что жить с греками в мире куда выгоднее, чем враждовать.
В отличие от многому научившихся у соседей-эллинов и утративших былую свирепость "коршунов", остальные восемь племён по-прежнему жили в охраняемой незыблемыми вековыми традициями и обычаями предков первобытной дикости. К востоку от "коршунов" жило племя Волка. Далее - племя Медведя, которому принадлежали обширные горные и лесные массивы между Напитом, Хараком и Хабом в их верхнем течении. Восточными соседями "медведей" было племя Вепря, за ним обитали Орлы, которым принадлежали самые высокие вершины на Большой Спине. За орлиным племенем жило племя Снежного Барса, потом Зубра, потом Тура и наконец, на восточном краю Таврских гор, вблизи Феодосии, обитало племя Красного Лиса.
Выступив поутру из селения в затиснутой со всех сторон горами долине Харака, дружинники вождя "медведей" сначала поднимались вдоль сбегавшего в Харак подо льдом с южных гор ручья, затем, перевалив через невысокий хребет, спускались руслом другого ручья к реке Напит, за которой возвышалась крутобокая пятиглавая громада Медведь-горы, служившая надёжным убежищем для вождя "медведей" и его людей.
У входа в узкое прямое ущелье, с уходящими ввысь отвесными краями и бегущим по каменистому ложу ручьём, словно мечом прорубленное в северном склоне горы, к которому привела их тропа, тавры устроили привал. Возглавлявший отряд младший брат вождя приказал снять с мулов и лошадей поклажу, чтобы они передохнули перед затяжным подъёмом на подпирающую небо горбатую спину Медведь-горы. Скинув в снег мешки с ячменным зерном, бурдюки с ячменным пивом и медовухой, деревянные бочонки и корчаги со свиным салом, топлёным бараньим и барсучьим жиром, мёдом, маслом, овечьим и козьим сыром, тюки с овечьими, козьими, заячьими, волчьими, лисьими, беличьими, куньими, бобровыми, оленьими шкурами и многими другими ценными вещами, которыми родовые старейшины поделились с вождём и его людьми, воины, проломив копьями и палками лёд, напоили животных из реки и ручья, после чего, рассевшись, кто на тюках, кто на мешках, кто на бочонках, и сами принялись подкрепляться вытащенными из висевших через плечо холщовых и кожаных торб ячменными лепёшками, ломтями тонко нарезанного мяса, луковицами и сыром, запивая всё это прямо из бурдюков ядрёным пивом.
Среди двух десятков багровых, землистых и жёлтых лиц, обросших покрытыми прозрачной морозной наледью чёрными, бурыми, рыжими, русыми, сивыми усами и бородами, белело семь или восемь безбородых и безусых лиц. То были приглянувшиеся дружинникам вождя молодые таврийки, которым выпала великая честь и редкая удача отправиться на пробу к самому вождю. Каждая мало-мальски смазливая таврская девушка мечтала хоть на одну ночь стать подстилкой для вождя - самого могучего и бесстрашного воина племени, зачать от него дитя и остаться жить, не ведая забот, в его горном логове, где всё, включая женщин, было общим для вождя и его воинов. (Что до детей, то когда они подрастали, вождь и его дружинники признавали своими тех, кто были на них похожи.)