Один был высокий, худощавый, благообразный старик с продолговатым, остроносым, в глубоких морщинах лицом, обрамлённым волнами серебристо-седых волос и густой, осанистой белой бородой, ниспадающей широким клином со скул и вытянутого острого подбородка до середины груди, одетый в длиннополый, снежнобелый, с красной канвой хитон.
Слева от него вальяжно развалился в кресле низкорослый, рыхлый толстяк с большой, облысевшей на темени, шаровидной головой. Низкий, покатый, наморщенный толстыми складками лоб, одутловатое жёлтое лицо, мясистый красноватый нос, тяжёлые синюшные мешки под глазами, большой тонкогубый рот, обрамлённый рыжеватыми усами и редкой, куцей, неряшливой бородёнкой, с первого же взгляда производили отталкивающее впечатление. Однако, именно этот невзрачный 45-летний раскормленный боров с бессмысленно выпученными жёлто-карими глазами, в облегавшем жирное тело коротком, голубом с золотыми пальметтами хитоне и был боспорским басилевсом - пятнадцатым в ряду потомков основателя царственной династии Спартока и пятым, носившим славное на Боспоре имя Перисад. А царственного вида величавый 63-летний старец, державший в руке кипу только что утверждённых басилевсом документов, был не кто иной, как логограф Аполлоний, занявший этот важнейший государственный пост ещё при отце нынешнего государя, и вот уже 18-лет бывший правой рукой и первым помощником его сына в управлении столь крупной по эллинским меркам и, к тому же, многоплемённой державой на самой дальней северо-восточной окраине цивилизованного мира.
Дожидаясь своего казначея и посла с отобранными для мёртвого царя скифов подарками, басилевс с детской жадностью поедал сладкий виноград, отрывая от грозди и отправляя в чавкающий рот сразу по две-три крупные изумрудные ягоды. На средних пальцах его маленьких белых рук поблескивали два огромных перстня: овальная нежно-зелёная нефритовая камея с рельефом бойцового петуха на левой и красная сердоликовая инталия с трезубцем Посейдона и круговой надписью "басилевс перисад пятый" - на правой. Это была его личная печать, которую он каждое утро без споров и возражений прикладывал ко всем подготовленным для него логографом Аполлонием документам, нуждавшимся в его высоком одобрении. Этим, по сути, и ограничивалось его участие в управлении страной: Аполлоний и другие доверенные сановники старались не слишком утруждать слабого здоровьем басилевса скучными государственными заботами.
Войдя в кабинет, Деметрий, Полимед и Делиад, приложив ладонь к сердцу, молча поклонились Перисаду, продолжавшему с набитым ртом увлечённо расправляться с общипанной наполовину виноградной гроздью. Тот ответил слабым кивком, а из-под его кресла вдруг раздалось угрожающее рычание и хриплый собачий лай.
- Тихо, Геракл! - приказал Перисад, торопливо дожевав и проглотив находившиеся во рту виноградины. - На вот, погрызи косточку, - с трудом наклонясь вперёд (мешало выпуклое брюхо), он опустил между тонкими волосатыми голенями длинную гроздь с десятком недоеденных ягод.
Проследив за его рукой, Делиад ничуть не удивился, увидев под креслом басилевса вместо собаки некое щуплое существо с телом 12-летнего ребёнка, непропорционально большой остроконечной головой и безобразным, сморщенным обезьяньим лицом. То был царский шут, к которому за его "богатырскую" фигуру ещё в детстве намертво прилепилось насмешливое прозвище Геракл, со временем заменившее его настоящее имя, которое, должно быть, он и сам уже давно забыл. Огромные круглые, как блюдца, оттопыренные под прямым углом уши, длинный, узкий и красный, как у аиста, нос, широкий, прямой, будто разрезанный от уха до уха тонкогубый рот и сильно выступающий вперёд, острый, безволосый, как у евнуха, подбородок составляли лицо этого безобразного уродца, будто нарочно созданного природой на потеху нормальным людям. Вывернув тонкую шею, шут ухватил по-собачьи зубами протянутую басилевсом гроздь, положил её себе на ладони, благодарно лизнул щедрого хозяина в волосатую икру и принялся старательно обгладывать одну за другой, словно мясо с кости, оставшиеся на ней крупные сочные ягоды.
Поставив по указке казначея ларец на свободный столик, раб бесшумно выскользнул за дверь. Нисколько не удивившись появлению в кабинете вместе с Деметрием и Полимедом хорошо ему знакомого Делиада, басилевс велел показывать, что там в сундуке. Повернув торчавший в замочной скважине бронзовый позолоченный ключик, Деметрий откинул крышку и стал по очереди вынимать и подавать басилевсу лежавшие в ларце сокровища. Первым он достал широкое плоское чеканное блюдо с гривастой львиной мордой в центре и толстым ободком в виде травяной гирлянды. Повертев блюдо в руках, Перисад скорбно вздохнул и передал его Аполлонию, а тот протянул Полимеду. Вторым Деметрий подал узкий ритон, сделанный в виде головы оленя с прижатыми к длинной вытянутой шее ветвистыми рогами, затем - широкую и глубокую чашу, сплошь покрытую снаружи тонким чеканным орнаментом (эллины называли такие чаши "мегарскими"). За ней последовала более узкая и высокая чаша с двумя маленькими, горизонтально расположенными ручками, именовавшаяся скифосом, вместительный кубок на высокой ножке, называемый канфаром, и наконец - золотая лодочка-светильник с маслеными фитилями на носу и корме и прикреплёнными к бортам четырьмя золотыми цепочками, соединёнными с крюком для подвешивания.
Отдавая после тщательного осмотра золотую посуду в руки своего логографа, басилевс каждый раз жалостно вздыхал.
- Жалко отдавать всё это варварам, - произнёс он плаксиво, неохотно расставшись напоследок с красивым золотым корабликом.
- Что делать, государь, - развёл руками Аполлоний. - Мы должны почтить покойного владыку скифов достойными дарами.
- А может, хватит и половины?
- Нет, государь. Мы не должны скупиться... Скилур незадолго до смерти прислал с Эпионом нам в подарок двух великолепных коней в драгоценной сбруе, - напомнил логограф. - Наши ответные дары ему должны быть не хуже.
Перисад смиренно опустил глаза, признавая правоту Аполлония, и потянулся за медовым пряником.
- Ларец мы тоже отдадим? - спросил он обречённо, надкусывая пряник.
- Конечно, государь. Очень важно, чтобы наши отношения с новым скифским царём оставались такими же мирными и дружескими, как были последние десять лет при Скилуре, - продолжил терпеливо, словно несмышлёному ребёнку, объяснять Аполлоний. - Поэтому мы и отправляем послом к скифам Полимеда, который на короткой ноге с Палаком, Посидеем и почти всеми важными скифами в Неаполе... А потерянные сейчас богатства скоро вернутся к нам благодаря торговле.
- Ну, что ж... Раз так - пусть Полимед отвезёт наши дары и позаботится, чтобы варвары остались довольны, - дал наказ своему послу Перисад, хрупая по-лошадиному печеньем.
- Слушаюсь, государь, - ответил Полимед, держа перед Деметрием золотое блюдо, с которого тот укладывал обратно в ларец осмотренную басилевсом драгоценную посуду. - Уверен, что будущий царь Палак останется доволен твоей щедростью.
- Хорошо. Можете идти.
Упрятав последним под кипарисовую стенку ларца блюдо со львом, Деметрий аккуратно закрыл крышку, провернул в замке в обратную сторону ключ и передал его Полимеду. Затиснув маленький позолоченный ключик в широком кулаке, купец отвесил на прощанье басилевсу низкий поклон и попятился с драгоценным ларцом в левой руке вслед за простоявшим всё время скромно у двери Делиадом и Деметрием к выходу. Последним из кабинета басилевса степенно вышел Аполлоний. Как только за ним затворилась дверь, Перисад встал и легонько толкнул обутой в мягкий домашний замшевый башмак ногой свернувшегося под креслом шута.