Андреева была актрисой вне зависимости от того, сколько зрителей перед ней находилось — полный зал или же один человек. Даже с теми, кто был к ней искренне привязан, кто готов был ради нее пожертвовать жизнью, она не была до конца честна и открыта. Так, в воспоминаниях М. Ф. Андреева делает особый акцент на сильной привязанности, которую она испытывала к Горькому. В письмах и мемуарах актриса подчеркивала, что она «была настроена в унисон его убеждениям, взглядам, планам и начинаниям». Тем не менее, живя с Горьким на итальянском острове Капри по поручению В. И. Ленина, Андреева скрывала от гражданского мужа свою переписку с вождем большевиков. В этой переписке Мария Федоровна подробно осведомляла Владимира Ильича обо всём, что происходило в «каприйской школе» социализма. Как вспоминал С. Ф. Хунтадзе, «когда пишущий эти строки спросил М. Ф. Андрееву, как мог Ленин, живя в Париже, знать о настроениях и планах «каприйцев», она, после долгого отнекиванья, в сердцах отрезала: «Я ему писала». На наивный вопрос, а знал ли об этой переписке Алексей Максимович, она, всплеснув руками, воскликнула: «Господи, какой же вы дурак, зачем бы я стала говорить ему об этом?» Как ни велики были любовь и жертвы, принесенные ею Горькому, Ленин всегда оставался для нее Лениным».[527]
Итак, личность Марии Федоровны вызывала у современников гораздо меньше симпатий, нежели ее сценические образы. Но это вовсе не значит, что на протяжении всего времени работы в МХТ она была чудовищем в человеческом облике. Еще летом 1899 года К. С. Станиславский не сомневался в искренности Марии Федоровны, причисляя ее к тем членам труппы, «на которых можно положиться».[528] Настоящий разлад между Андреевой и театром, начавшийся в 1902-м и углубившийся в 1903 году, совпадал с усилением ее революционной активности. Вероятно, когда Савва Тимофеевич в нее влюбился, личность актрисы не успела еще окончательно раздвоиться; она не успела привыкнуть к мысли, что можно массово убивать людей просто ради торжества идеи. Она еще только заглянула в пропасть, только заразилась страшным вирусом революции. Но Андреева заболела этой заразой в самой тяжелой форме, которая навсегда деформировала ее душу. Она не только не исцелилась сама, но умудрилась заразить множество тех, кто неосторожно оказывался рядом. Бес разрушения завладел личностью Марии Федоровны и направлял поступки этой женщины, заставляя ее бросать во всепожирающее горнило революции одну жертву за другой.
Как уже говорилось, в конце 1890-х годов Савва Тимофеевич давно уже остыл к жене и мыкался в поисках человека, который мог бы одарить его душевным теплом. В 1899 году началось настоящее сближение купца с Художественным театром. Вероятно, именно тогда он обратил особое внимание на Андрееву, которая в декабре этого года снискала себе громкое признание благодаря роли Кетэ в пьесе Г. Гауптмана «Одинокие». Импульсивная, чуткая к людям, Андреева показалась ему подходящей кандидатурой. Не влюбиться в эту женщину было трудно — она завораживала, очаровывала, сводила с ума… Вероятно, именно это — любовное сумасшествие — и случилось с обычно трезвым и расчетливым Саввой Тимофеевичем. Его, человека невероятно проницательного, словно объяла слепота, не позволявшая рассмотреть истинную суть личности Андреевой. Как говорится, и на старуху бывает проруха…
Чем же, помимо красоты, Андреева привлекла Морозова? Благодаря чему сумела надолго задержать его возле себя? Ведь их отношения длились несколько лет, и даже после того, как Мария Федоровна переключила внимание на Горького, Савва Тимофеевич по первому зову готов был выручить ее из любой беды.