Когда Савва Тимофеевич понял, что попытки объясниться с руководством театра ни к чему не ведут, осенью 1904 года появилась мысль о создании в Петербурге нового общедоступного театра.[593] Горячим проповедником этой идеи стал Горький. Андреева должна была подыскать труппу, Морозов — взять на себя функции главного пайщика. Предполагалось, что часть труппы в новый театр переберется из Художественного, шла речь даже о переходе туда Станиславского! Задачей нового театра стало бы установление живой связи со зрителем. Но в итоге из этой затеи ничего не вышло. Станиславский в новый театр не пошел, Морозов вскоре рассорился с Горьким, а потом его и вовсе не стало — некому было финансировать масштабную затею.
В самом начале 1904 года М. Ф. Андреева взяла в Художественном театре годичный отпуск и уехала выступать в Ригу. А Савва Тимофеевич в это же время разошелся с Художественный театром. Весной 1904-го он отказался от участия в делах МХТ в качестве его директора и пайщика. Но в дальнейшем согласился оставить свой паевой взнос и еще на год продлил Художественному театру аренду лианозовского помещения, которая истекала летом того же года. Он даже продолжал принимать участие в делах театра, но… чем дальше, тем больше от них отходил. В августе Немирович-Данченко писал О. Л. Книппер: «Саввушка был вчера в заседании прост, непринужден, не будировал (от bouder — дуться, фр. — А. Ф.). Оттого ли, что «та компания» далеко, оттого ли, что он просто совершенно остыл к театру. Ему все равно». А Станиславский писал Немировичу месяцем раньше: «Мы потеряли… Саввушку». Однако Савве Тимофеевичу было не «всё равно».
Расставание купца с театром было для него невероятно тяжелым, как прекращение бурного, но ставшего слишком обременительным романа. Окончательно он покинет театр в конце 1904 года, когда встанет вопрос о возобновлении договора Товарищества деятелей МХТ на новый трехлетний срок. Немирович-Данченко, не считаясь с участием Морозова в делах Художественного театра, сам составил проект нового договора и, считая себя лицом, уполномоченным от Товарищества, послал его Савве Тимофеевичу. В результате 21 декабря 1904 года Морозов окончательно отказался от дальнейшего участия в судьбе Художественного театра, адресовав его труппе прощальное письмо: «Я считал и считаю сейчас, что дальнейшее участие мое в делах театра, при наличном составе лиц, управляющих им, совершенно бесполезно, и я с горечью ухожу из того дела, которое когда-то любил. От души желаю лучшей части пайщиков поднять вновь театр до высоты, достойной тех хороших побуждений, с которыми работали лучшие его участники, и сберечь то огромное богатство, которым обладает театр в лице его талантливого творца — Константина Сергеевича Станиславского».[594]
Иными словами, дело, которому Морозов отдал лучшие годы жизни, неожиданно повернулось к нему не самой приятной своей стороной, стало приносить огорчение за огорчением. Савве Тимофеевичу от него пришлось отказаться. В жизни его опять образовалась гигантская пустота, которую уже было нечем заполнить.
Если на рубеже веков, с возникновением и поддержкой Московского Художественного театра, к Савве Тимофеевичу вернулась было радость и полнота жизни, то к середине 1900-х в его биографии вновь обозначился период резкого спада. Мучительные отношения с отвергнувшей его Андреевой, разрыв с театром, необходимость продолжать дела с большевиками, в чьих действиях купец разочаровался… Крепко испорченные отношения внутри семьи, которые предстояло долго и кропотливо налаживать. «Всё не так, всё не так!» — неясно думал он в последние годы, знал только, что нервы у него совершенно издергались».[595]
Тем не менее именно семья — наряду с Никольской мануфактурой и политической деятельностью в лагере либералов — к началу 1905 года стала его самой большой отдушиной. Единственное, что в тот момент искренне радовало Морозова, — это дети. Утешала и привязанность к нему жены: хотя за Зинаидой Григорьевной Морозовой многие ухаживали, она осталась верна мужу. 25 июля 1903 года в семье родился четвертый ребенок, которого Зинаида Григорьевна назвала в честь мужа — Саввой. Сохранилась фотография 1905 года, на которой Савва Тимофеевич держит на коленях младшего сына и счастливо, совершенно по-детски, улыбается. Однако долго наслаждаться семейным счастьем ему не пришлось…
593
Подробнее см., например: Архив А. М. Горького. Т. V. Письма к Е. П. Пешковой: 1895–1906. М., 1955. С. 85–87; Теляковский В. Л. Дневники директора Императорских театров: 1903–1906. Санкт-Петербург. М., 2006. С. 406.