— Вас все хвалят. Буду хвалить и я. Хвалю вас за то, что, родившись богатым человеком, вы не заснули на мешках с деньгами, а образовались, видели свет и людей. Хвалю за то, что в вас есть честолюбие — не убивать жизнь в свое собственное нутро, наживая рубль на рубль и копейку на копейку, но поработать и на почве общественной деятельности». Далее Михаил Ильич советовал Морозову, на что ему стоит употребить свои силы и денежные средства, чтобы жизнь была прожита не зря. «Именитый… внимал голосу оратора, резко чеканившего каждую фразу, не без смущения, ожидая, что вот-вот найдет коса на камень, и Савва, сам мастер поговорить, пустит Кази ответное на урок его, резкое словечко. Но Савва слушал, как музыку, со слезами на глазах и, когда Кази кончил, Морозов серьезно и глубоко поклонился оратору в пояс».
Присущего ему честолюбия, порою переходившего в тщеславие, Морозов не скрывал и с явным удовольствием принимал общественное признание. Так, один из героев романа Марка Алданова «Самоубийство» хочет создать биологический институт; его приятель говорит, что денег на эту затею можно попросить у Морозова. При этом в разговоре с Саввой Тимофеевичем он советует сослаться на известного деятеля науки — биолога И. И. Мечникова, якобы заинтересованного в этом деле. Свой совет он объясняет так: «Видишь ли, на него может подействовать большое общеизвестное имя. Уж он такой человек. На славу падок».[94]
Вообще, на страницах этого романа Марк Александрович сумел запечатлеть глубинную суть личности Морозова. Писатель знал купца лично, был осведомлен о некоторых интимных сторонах его жизни. Несмотря на то, что «Самоубийство» — произведение художественное, в описании реальных лиц Марк Александрович точен по-документальному, вплоть до мельчайших деталей. Поэтому, думается, на его свидетельство можно опираться как на весьма достоверный источник информации. В одном лишь писатель отступил от фактической правды — он упорно, на протяжении всего романа, проводил мысль о мании самоубийства, которой, по его словам, был одержим Савва Морозов. Но, вероятно, иначе и быть не могло: судя по переписке с другими литераторами, Алданов хотел, чтобы его произведение было опубликовано в советской России. Поэтому не только был вынужден избегать разговора о настоящей причине смерти Морозова, но и старался как можно более рельефно «выпятить» официальную версию кончины купца. Художествейная правда в силу обстоятельств разошлась с правдой факта…
Савва Тимофеевич любил демонстрировать свои познания и свое умение быстро ориентироваться в разных житейских ситуациях. Он любил производить эффектное впечатление — как на отдельных собеседников, так и на большую аудиторию.
По свидетельству Максима Горького, Морозов «…после свидания с одним из большевиков сказал:
— Это корабль большого плавания. Жаль будет, если он размотается по тюрьмам и ссылкам.
Впоследствии, устроив этого человека у себя на фабрике, он познакомился с ним ближе и, шутливо хвастаясь проницательностью своей, добавил:
— Не ошибся я, — человек отличных способностей. Такого куда хочешь сунь, он везде будет на своем месте.
Человек, о котором он говорил, ныне является одним из крупнейших политических деятелей России».
По-видимому, речь в данном отрывке идет о Леониде Борисовиче Красине. Морозов действительно устроил Л. Б. Красина на своей фабрике, а в середине 1920-х годов, когда Горький писал этот текст, Красин занимал видные посты в советском правительстве. Он возглавлял народные комиссариаты торговли и промышленности РСФСР, путей сообщения РСФСР и внешней торговли РСФСР, а затем стал первым главой Народного комиссариата внешней торговли СССР.
Другой характерный эпизод приводит в воспоминаниях купец Н. А. Варенцов. Он осуждающе пишет об участии предпринимателя в одной из выставок: «Невольно бросалась в глаза любовь Саввы Тимофеевича беседовать с корреспондентами газет, одолевающими в то время комитет разными вопросами. Он уделял им много времени, угощая завтраками и коньяком в буфете выставки, после чего в газетах были помещены его беседы с восхвалением его». Да, отчасти Морозов шел на поводу у своего тщеславия. Но — надо отдать ему должное — отчасти всё же руководствовался здравым соображением, с которым в наши дни мало кто поспорит: успех дела в немалой степени зависит от его информационного освещения.