Но и не сожалела. Если надо будет, она готова еще раз пройти через унижения и оскорбления матери. Понимая, что это ради него. Зная, что ради него можно умереть без капли сожаления. Пойти, как и обещала матери, на край света за ним, даже если это будет обжигающий ад.
Она нужна ему сейчас сильной. Руслан сам признался, что верит в ее силу духа. Зина и не подозревала до этого момента, что в ней существует эта самая «сила духа и смелость». Но если он в ней это видит, значит, в ней должно быть все, что ему сейчас необходимо.
- Твои три минуты уже прошли, да?
Тихо и с нескрываемым сожалением поинтересовалась она, не желая разрывать их объятия, продолжая безотчетно поглаживать его по спине. Принимая в ответ его легкие прикосновения.
- Да, кончились. – тяжело и неохотно выдохнул Руслан.
- А у меня могут быть свои три минуты?
- Да. Твои три минуты – твои действия. Что ты хочешь, Зиночка?
- Я могу делать все, что угодно?
Осторожно уточнила Зина, заглядывая ему в глаза, читая в них смесь лёгкого недоумения, немного любопытства, и готовность принять ее любое безумство. И еще, бесконечную веру в нее.
- Смелее, моя мышка. – одобряющее прошептал Руслан.
- Закрой глаза. И не смейся надо мной, какую бы глупость я не сказала. - попросила она, обхватывая его лицо своими ладонями, склоняя к себе ближе.
- Я никогда не смеялся над тобой. – Руслан послушно закрыл глаза, поддаваясь на ее просьбы. – Может, мог пошутить, но никогда не высмеивал.
- Я тоже с тобой. Навсегда. Ты моя Вселенная. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Я только твоя.
Горячо зашептала она ему прямо в губы, оставляя между ними несколько условных миллиметров расстояния. Легкими невесомыми прикосновениями обвела контуры лица от висков да подбородка. Подушечкой пальцев провела по губам, вызвав у него протяжный тихий стон.
- Зиночка, не надо. Я сейчас не очень дружен с рассудком. – осторожно предупредил ее Руслан.
- Прости, я не смогу для тебя спеть, я не умею, мне медведь на ухо наступил. – заранее извинилась она, игнорируя его предупреждения. – Но и у меня для тебя есть несколько строчек. Не открывай глаза.
- В темноте, но рядом с тобой мне не страшно. – ответил он, опаляя учащенным горячим дыханием ее губы. – Скорее так, не страшна слепота, если ты со мной. – поправил свои слова Руслан.
Она тихо, еле слышно зашептала врезавшиеся строчки из песни, которые запали ей в душу. Он поймет, что она еще хотела сказать, но не нашла верных слов. А что там и кто мог подумать, ей безразлично, даже если со стороны она выглядит глупой и пафосной влюбленной девчонкой. Шептала только ему и если нужно, готова повторить тысячу раз.
«Поверь... Если дождь поселился в окне, если крылья сгорают в огне,
Ты глаза на минуту закрой, я с тобой.
И когда наши строки пусты и горят за спиною мосты,
В светлом небе последней звездой я с тобой…»
Зина между торопливым шепотом строчек из песни, нетерпеливо зацеловывала его лицо, словно боялась не успеть все сказать и сделать. В условно отведенные ей три минуты. Нашла его губы и сама поцеловала, нежно, осторожно, пробуя, как он отреагирует. Он же предупреждал, что не дружен с рассудком в данный момент. Она даже знала, в каком месте его одолевали сомнения в «дружбе». Уже не маленькая, и понимала, когда он возбужден. Возбужден, как мужчина, желая близости с ней. Она хотела всего того, что желал и он. Быть его любимой женщиной во всех доступных понятиях.
Руслан дарил ей невероятное чудо чувствовать себя любимой им.
Она постигала науку понимать его, замечая, как расширяются его зрачки, учащается дыхание, более хриплым становится голос. Во взгляде страстное желание, близкое к одержимости и безграничная тоска. Ей казалось, что она отчетливо чувствует, как в нем происходит внутренняя борьба между «хочу и нельзя».
Но у Зины было оправдание, сейчас и у нее большие проблемы с разумной частью сознания.
Через несколько секунд ее нетерпеливых поцелуев он ответил, практически сминая ее губы. Резко развернул, плотно прижав к стене, вдавливаясь в ее тело. Его губы жадно, до сладкой боли зацеловывали. Руслан окончательно потерял еле сдерживаемое терпение.
Его руки порывисто и сильно мяли ее плечи, спускаясь ниже. Зине хотелось подстроиться под него полностью, быть идеальным инструментом в его сильных опытных руках. Стать для него любимой гитарой, когда он осторожно и ласково перебирает струны, проверяя настройку звука.