- Виталий Петрович…
Растерялся впервые за время разговора с отцом Бориса Руслан. Косаревский признавал душевную болезнь сына, через боль признаний, но Руслану от этих откровений стало еще удушливее, словно невидимую удавку на шее натянули сильнее.
- Ничего не говори... – перебил его резко Косаревский.
Руслан молча кивнул, невольно сжимая и разжимая руки в кулаки, желая к чертям все разнести вокруг.
- Я должен был сказать это тебе. Я любил своего сына, ради Раечки и потому что он мой, не смотря на то, что в нем сильнее оказалась гнилая кровь Раиных поганых родственничков. Боря мое личное разочарование. Кажется, он и это понимал.
Виталий Петрович кивнул на ежедневник, который перекинул Руслану:
- Мой сын оставил это для тебя. Я пойму, если ты откажешься читать его личные записи. Но я выполняю его последнюю просьбу. Он писал все это для тебя. Там обращение к тебе на каждой странице. Он хотел твоей жизни, твоих женщин. Не держи на него зла.
- Я не могу обещать, что буду читать его дневники. – счел нужным предупредить Руслан.
- Тогда я тебе так скажу. Боря не хотел больше жить, это был его больной выбор, он искал смерти. Раечка хотела удержать его, верила, что если сядет с ним в машину, ничего не случится, он ничего не сделает с собой. Я взбешен, потому что Боря даже мать не пощадил.
Виталий Петрович встал, давая понять, что разговор окончен. На глазах, за несколько минут тяжелого разговора, Виталий Петрович заметно постарел. Взгляд, ссутулившиеся грузная фигура, опущенные плечи. На пороге он обернулся и попросил на прощание.
- Руслан, пока не говори своей маме, но у Раечки нет шансов. Она безнадежна, это вопрос времени. Скоро у нас будут еще одни похороны…
Виталий Петрович держался за ручку двери, но не уходил, словно еще не все сказал.
- Руслан, твоя матушка святая женщина, она знала от Раи, что Боря болен и очень переживала. Хотела помочь и не знала, как вас помирить. Она не понимала, что произошло между вами, и верила, что ты сможешь благотворно влиять на Борю. А моя Рая только Оленьке и доверяла все свои беды.
Косаревский тяжело вздохнул и неохотно добавил еще одно признание.
- Спасибо, что отменил свою свадьбу. Хотя я могу только догадываться, чего тебе это стоило. Я знаю, что ты это сделал не ради моего сына. Ты пожалел свою мать.
- У меня был выбор?
Осипшим голосом уточнил Руслан, пытливо всматриваясь в лицо Виталия Петровича, который снова натянул привычную непроницаемую маску.
- Выбор, пока ты живой, есть всегда.
Не согласился с ним Косаревский, покачав головой.
- Знаешь, у меня есть дочь от другой женщины. Здоровая полностью. Ради Раи я ее скрывал. Раечка, к сожалению, была в курсе, но не вынесла бы, если кто-то узнал бы об этом. После я признаю свою дочь, надо кому-то все оставлять… Мне покоя на том свете не будет, если все Раиным племянникам достанется. Эти черти шиш от меня получат.
- Ваше право. – пожал плечами Руслан, не вправе судить отца Бориса за непризнанную дочь.
- Руслан, у тебя же нет планов на эту сучку Золотаревскую? – вдруг неожиданно воодушевленно спросил Виталий Петрович.
- Нет. – процедил сквозь зубы Руслан, догадываясь, что задумал Косаревский.
- Тогда не удивляйся, если ее вдруг какой недуг постигнет. До меня дошли слухи, что у нее слабое здоровье. Такая тяжелая жизнь в изгнании у бедной Дианочки…
Не скрывая откровенной фальши, сокрушался Виталий Петрович.
- Не марайся об эту тварь, пусть твои руки останутся чистыми, а я выполню закон бумеранга. Мне все равно почетное место в аду уже заготовлено. Даже если ты попробуешь предупредить Диану, вдруг, в тебе жалость проснется. Или отговорить меня…
- Я не собираюсь предупреждать Диану. И вас отговаривать не буду.
Перебил его Руслан, не желая слушать о планах мести Косаревского, который жаждал кого-то наказать за смерть сына.
***129/3
Руслан все-таки открыл дневник Бори. Не хотел читать, все внутри сопротивлялось, но он вопреки собственному убеждению, сдался.
Ночью, перед похоронами, до рассвета читал, вместо того, чтобы готовиться к своей несостоявшейся свадьбе. Читал, злился еще больше, но перелистывал страницу за страницей, пробегаясь по неровному почерку Бориса глазами.
Косаревский-старший оказался прав, на каждой странице Борис упоминал Руслана, обращаясь к нему в своих больных фантазиях. Из дневника были выдраны фотографии Дианы и вклеены снимки Зины, явно распечатанные из социальных сетей.