- Хорошо. – сдалась Зина под его напором, понимая, что в некоторых вопросах с ним бесполезно спорить, он все равно сделает так, как считает нужным и правильно в его понимании.
Только у них мог состояться самый странный разговор в душе, когда они почти полностью обнаженные стоят под струями воды, тесно прижавшись друг к другу. Но Зина была благодарна Руслану за откровенность, что не закрылся и не обманул. Только сейчас понимая, как много для него значили мелочи, о которых совершенно не думала она.
И еще, она запоздало поняла, что находясь в первоначальном шоке, не успела ничего рассмотреть, не проявила элементарного любопытства к Руслану, полностью лишенного одежды. А ведь столько раз представляла его себе обнаженным, потом стыдясь своих девичьих грез.
Она в ванной с любимым мужчиной, красивым и желанным для нее. Чувствуя, как от жарких мыслей разгоняется кровь по венам и учащенно забилось сердце. Их близость и откровения сегодняшней ночи отдавали пережитой горечью, следы которой надо окончательно смывать с их тел и изгонять из сердец.
И да, его срочно надо отвлечь от тяготящих сознание сомнений. Лучшего способа, чем прибегнуть к женской хитрости и привлечь внимание к себе, она не нашла. Не важно, чем завершится их совместное купание, она без колебаний решила рискнуть.
- Сними с меня эту майку.
Попросила она, желая избавиться от прилипшей к телу ткани, разделяющей их. Она хотела снова чувствовать его кожей, отдавая и получая долгожданное тепло, безграничную нежность, пылкую страсть.
Перед тем, как он медленно потянул край ее мокрой, облепившей тело майки, поднимая вверх, она чуть отстранилась, и пристально смотря в ему в глаза, твердо произнесла, разрушая все их сомнения и недоразумения:
- Не смей ни о чем сожалеть, Руслан.
***132/2
- Не смей ни о чем сожалеть, Руслан.
Ее простые уверенные слова как будто провели незримую черту «до и после», отрезая Руслану все пути назад, к тому «до», к которому он уже не хотел возвращаться. Никогда.
Наверное, ему нужно было опуститься на самое дно, поднять с этого самого дна всю скопившуюся муть, взбаламутить, хлебнуть вдоволь грязной воды, чтобы испить до конца всю горечь собственного падения, слабости и разочарования.
На самом деле, понимал, что ведет себя как закомплексованный пацан, которого подкосили первые неудачи. Истерики, даже тихие не красят мужчину, оставаясь нестираемой кляксой в биографии. Еще больший стыд испытывал, что напугал ее.
Столько всего навалилось за эту неделю, что в одной маленькой точке, где не сошлись звезды, скрутило в бараний рог, глупо и бессмысленно. Но в покое не оставляла мысль, что сама судьба вмешалась, наказала проявленной постыдной слабостью, словно напоминая ему о нарушении данных обещаний. Не кому-то там, а самому себе. Оказался в ловушке собственных обещаний. Оступился, сдался, получи по голове со всей дури, чтобы думал, а не действовал животными инстинктами.
Ледяной душ, как прочищение мозгов стал пыткой даже для закаленного Руслана. Он ненавидел холодный душ, слишком много он вылил на себя студеной воды за все последние годы, ища отрезвления собственным запретным желаниям. Он мечтал о ней, Зиночке, когда еще в паспорте не было штампа о разводе с Норой, а потом безжалостно наказывал себя. На самом деле, не очень эффективный способ отвлечения, думать о ней меньше не перестаешь, даже вопреки всем усилиям тебя начинают преследовать ее образы.
Руслан был рад, что Зина за ним пришла и все за него решила. Он хотел верить, что в первый и последний раз практически швырял ее в экстремальные условия, вынуждая действовать интуитивно и вслепую.
Честно, не ждал ее, позволяя ледяной воде довести себя до иступленной трясучки. Рано или поздно он прекратил бы издеваться над собой, но появилась Зина, согревая его теплой водой, собой и словам, которые ему необходимо было услышать от нее именно в этот момент. Только в эти секунды понял, как отчаянно в ней нуждался, в ее прощении, одобрении и понимании, пока наказывал себя ледяным душем.
Мог уйти от ее вопросов, был абсолютно уверен, что Зина ничего не поняла, ей не хватало опыта. Но попытался ей объяснить, что с ним произошла позорная для любого мужика осечка, которая и стала последним аккордом в его затянувшейся заунывной песне. Она с таким недоумением на него смотрела, возмущенно хлопая длинными ресницами, отказываясь считать это проблемой, что хотелось улыбаться.
Возможно, он потом будет сожалеть, что поделился своими решениями о составлении завещания. Смерть Бориса снова вернула его в состояние зыбкости, в то время, когда был на войне, где каждый день мог стать последним. Он так увлекся отношениями с Зиной, ожиданием их свадьбы, что позволил себе забыть о бренности человеческого существования, мимолетности времени, если измерять жизнь космическими масштабами.