- Я тоже пыталась представить… - она запоздало и испуганно замолкает, прикусывая свой язык.
- Что пыталась представить? Расскажи мне… Пожалуйста, ничего не скрывай от меня. Мне необходимо знать…
Почти умоляет Руслан, нежно прихватывая зубами мочку ее уха. Его частое горячее дыхание опаляет кожу. Может, она зря стыдливо боится рассказать о своих фантазиях с ним в главной роли? Может, ему и правда необходимо знать, о чем она мечтает днями и ночами, представляя, как у них все могло бы происходить, чувствуя потом себя озабоченной от резких всплесков гормонов? И, возможно, эти самые сокровенные откровения сделают их только ближе?
- Представляла, как ты целуешь меня…
Она тянется к его губам. И между короткими поцелуями шепчет свои признания, так необходимые ему. И в этот момент, скорее всего, больше необходимые именно ей откровения, изгоняя из себя стыдливость, которая не должна никогда стоять между ними. Руслан должен знать, как она одержимо любит и хочет его, как бесконечно устала ждать их близости.
- Представляла, как ты раздеваешь меня… Как трогаешь… Вот как сейчас… Да, так… Каждый день представляла, и ночью и днем… Вместо того, чтобы слушать лекции, о тебе думала…
- Скажи, когда ты думала обо мне, трогала себя?
Зина немного испуганно дергается от его неожиданного и откровенного вопроса. Отрицательно мотает головой. Нет, не трогала, хотя хотела и думала об этом. Просто не хватило смелости, преобладал стыд, как и сейчас, говорить об этом.
- Любимая, посмотри на меня. В этом нет ничего ужасного. Я знаю, что нет, просто хотел услышать это от тебя.
- Откуда знаешь? – потрясенно вырывается у нее.
Он же не установил камеры наблюдения за ней? Нет, Руслан не стал бы тайком за ней подглядывать. Исключено. Это не вопросы ее личной безопасности. Вот в этом аспекте он профессионал и сам устанавливает правила. И Зина не спорит, зная, что он все делает ей во благо.
- Ты меняешь запах. Я бы понял, я чувствую каждое твое малейшее изменение. Может, это звучит безумно, но я чувствую, когда ты возбуждена и это сводит меня с ума.
Он не дает ей до конца осознать свои слова об измененных запахах, как ошарашивает еще одной просьбой:
- Я бы хотел увидеть когда-нибудь, как ты ласкаешь себя…
- Руслан…
- Но только когда ты сама захочешь мне показать… Ты позволишь смотреть?
Он вроде ласково просит, а звучит требовательно и сладким эхом отзывается по всем телу от его откровений. Заводит ее словами и своими признаниями, вызывая у нее новую волну панической атаки, хаоса сознания и невероятного возбуждения.
Слова, откровенные разговоры могут так безумно заводить, что напрочь лишают рассудка? Он не заставляет, он просит и умоляет, готовый отступить в любой момент, если она передумает. Доверие к нему внушает ей уверенность, и она согласно шепчет, обещая ему показать все, что он захочет.
- Да, Руслан… Потом, да… Как ты захочешь, да…
Не очень связанно шепчет она, выгибаясь дугой, жадно ловя каждое его ритмичное поглаживание, чувствуя, что еще чуть-чуть, несколько касаний, и она наконец-то освободится от сладкой муки, переживет наивысший момент наслаждения от близости с ним.
Но Руслан, вдруг, за миг до ее долгожданного оргазма останавливается, перестает касаться, и ошарашивает ее неожиданным вопросом:
- Любимая, ты же понимаешь, как я все это время хотел тебя? Мечтал о тебе?
***134/3
- Руслан…? – разочаровано шепчет Зина.
Она задыхается от нетерпения и непонимания, стараясь сама двигать бедрами, чтобы вернуть ускользающее ощущение накатывающего безудержной волной удовольствия. Он за что-то наказывает ее, остановившись на пике или это эротическая игра, правил которой она еще не знает?
- Я обливался ледяным душем дважды в день, потому что не мог выносить, что в голове одни мысли о тебе…
Он переместил свою ладонь к внутренней стороне бедра, легонько поглаживая, давая ей возможность перевести дух. Но в тоже время его касания дарят обещания, что он доставит ей удовольствие, только позже.
- Чтобы изгнать запретные мысли о тебе, я наказывал себя… Ничего не помогает, если мужчина хочет секса, и не может получить секса, по разным причинам. Он самоудовлетворяется. Это неизбежность, и если кто-то говорит, что не делает этого, врет. Ты осуждаешь меня?
Зина растерялась от его еще более неожиданного признания и прямого вопроса. Она помнила их давний разговор на эту тему, весьма обтекаемый, но вполне ясный. Тогда он все сравнивал с едой, и его высказывание о «сухомятке» в ожидании любимого блюда, по-другому и нельзя было трактовать.