Припаяй гибкий позвоночник к извивающейся длинной шее, насади на нее самодельный маленький череп, закрепи на шарнирах нижнюю челюсть, оклей губчатой резиной смазанный в суставах скелет, обтяни пестрой кожей, которую не отличить от настоящей змеиной, заделай тщательно швы, и потом в мире, где безумие, пробудившись от сна, видит перед собой другое безумие, еще более немыслимое, он встанет торжествующе на дыбы.
Из света электрического солнца вниз скользнули руки Творца. Они опустили чудовище с пятнистой змеиной кожей в сделанную зеленую чащу, повели через кишащее бактериями варево. Механический ящер среди всего этого безмолвного ужаса чувствовал себя великолепно. Со слепых небес доносился голос Творца, сад вибрировал от старого монотонного напева: стопу… к голени, голень… к колену, колено… к бедру, бедро…
Дверь распахнулась.
Словно отряд бойскаутов ворвался в комнату – это вбежал Джо Кларенс. С таким видом, будто в комнате никого нет, он дико огляделся вокруг.
– О господи! – завопил он. – Так у тебя, оказывается, еще не все готово? Это стоит мне денег!
– Не стоит ничего, – сухо сказал Тервиллиджер. – Мне заплатят те же деньги, сколько бы я времени ни потратил.
Шаг, остановка, шаг, остановка: так, дергаясь, Джо Кларенс к нему приблизился.
– В общем, поторапливайся. И сделай пострашней, чтоб дрожь пробирала.
Тервиллиджер стоял на коленях возле своих миниатюрных джунглей. Глаза его были вровень с глазами продюсера, и Тервиллиджер спросил:
– Сколько футов крови и предсмертных мук вы хотите?
– Две тысячи футов одного и столько же другого! – Кларенс рассмеялся прерывисто, будто всхлипывая. – Дай-ка я посмотрю.
Он схватил ящера.
– Осторожней!
– Осторожней? – Кларенс небрежно и равнодушно вертел страшилище в руках. – Разве чудовище не мое? В контракте…
– В контракте сказано, что вы используете эту куклу для рекламы фильма, но вернете мне, когда фильм будет выпущен.
– Черт-те что написали! – Кларенс махнул рукой, в которой держал чудовище. – Это неправильно. Всего четыре дня как мы подписали контракты, и…
– Кажется, будто прошло уже четыре года. – Тервиллиджер потер глаза. – Я две ночи не ложился, доделывал эту тварь, чтобы можно было скорее начать съемки.
Кларенс не снизошел до ответа.
– К черту такой контракт! Какая гнусность! Чудовище мое. От тебя и твоего агента у меня сердечные приступы. Приступы из-за денег, приступы из-за оборудования, приступы из-за…
– Кинокамера, которую вы мне дали, старая-престарая.
– Ну так чини ее, если она ломается, ведь руки у тебя есть? Пошевели мозгами – в том-то весь и фокус, чтобы обойтись без денег. Возвращаясь к делу: тварь – и это должно было быть оговорено в условиях – моя и только моя.
– Я никогда не отдаю свои изделия во владение другим, – отрезал Тервиллиджер. – Слишком много времени и чувств в них вложено.
– Ладно, черт побери, мы накидываем тебе за зверюгу еще пятьдесят долларов, и оставляем тебе – бесплатно! – когда фильм будет готов, камеру и прочее оборудование, договорились? Открывай тогда собственное дело. Конкурируй со мной, сведи со мной счеты при помощи моего же оборудования! – Кларенс рассмеялся.
– Если оно до этого не развалится, – сказал Тервиллиджер.
– И еще. – Кларенс поставил куклу на пол и обошел вокруг нее. – Мне это чудовище не нравится.
– Не нравится?! Чем? – взвыл Тервиллиджер.
– Физиономией. Больше огня нужно, больше… свирепости, больше злости!
– Злости?
– Да, лютости! Пусть выпучит сильней глаза. Круче вырез ноздрей. Острее зубы. Язык вперед, оба конца. Ты сумеешь! Э-э… так, значит, чудовище не мое, а?
– Нет, оно мое.
Тервиллиджер поднялся на ноги.
Теперь вровень с глазами Джо Кларенса была пряжка его ремня. Несколько мгновений продюсер смотрел на блестящую пряжку как загипнотизированный.
– Будь прокляты эти чертовы юристы!
Он бросился к двери.
– Работай!
Чудовище ударилось в дверь через долю секунды после того, как она захлопнулась.
Рука Тервиллиджера на несколько мгновений застыла в воздухе. Потом плечи его осели. Он пошел к своему красавчику и его поднял. Открутил голову, содрал с нее латексовую плоть, положил череп на подставку и кропотливо начал лепить из глины заново доисторическую морду ящера.
– Побольше свирепости, – бормотал он сквозь зубы. – И злости.
Фильм с переделанным чудовищем просматривали через неделю.
Когда кончилось, Кларенс в темноте чуть заметно кивнул.
– Лучше. Но… пострашнее надо, чтобы кровь стыла в жилах. Чтобы тетя Джейн напугалась до смерти. Новый эскиз, и переделать заново!
– Я уж и так опаздываю на неделю, – запротестовал Тервиллиджер. – Вы все приходите и требуете, меняй то, меняй это, и я меняю, один день хвост никуда не годится, другой – когти…
– Уж ты-то сумеешь меня порадовать, – сказал Кларенс. – В бой, художник!
В конце месяца просмотрели новый вариант.
– Почти в точку! Чуть-чуть промазал! – сказал Кларенс. – Лицо почти такое, как нужно. Постарайся еще.
Тервиллиджер отправился к себе в мастерскую. Он принялся за эскиз и изобразил пасть динозавра так, как если бы она произносила непристойность, только понять эту непристойность мог тот, кто умеет читать по губам. Потом, взяв глину, Тервиллиджер принялся за работу и оторвался от страшной головы только в час ночи.
– Наконец то, что надо! – закричал Кларенс в просмотровом зале на следующей неделе. – Идеально! Вот это настоящее чудовище!
Он наклонился к старику, своему юристу, мистеру Глассу, и к Мори Пулу, своему помощнику.
– Вам нравится мое чудище?
Он сиял.
Такой же длинный, как чудовища, которых он делал, Тервиллиджер, бессильно обмякнув и ссутулившись в заднем ряду, хоть и не увидел, но почувствовал, как старый юрист пожал плечами.
– Да они все одинаковые.
– Да, да, но это все же какое-то особенное! – захлебывался Кларенс. – Даже я готов признать: Тервиллиджер гений!
Все повернулись и снова, уставившись на экран, стали смотреть, как исполинская тварь, словно вальсируя, широко размахнулась своим острым как бритва хвостом и сняла им зловещий урожай травы и цветов. Потом остановилась и, обгладывая красную кость, устремила задумчивый взгляд в туман.
– Это чудовище… – сказал наконец, прищурившись, мистер Гласс. – Кого-то оно напоминает.
– Напоминает? – Тервиллиджер повернулся, весь внимание.
– У него такой вид… – протянул в темноте мистер Гласс. – Похоже, я его где-то встречал.
– Среди экспонатов Музея естествознания?
– Нет, не там.
– Может, – рассмеялся Кларенс, – когда-то случилось чудо, и ты осилил какую-то книгу, Гласс?
– Удивительно… – Гласс, ничуть не задетый, наклонил набок голову, закрыл один глаз. – Я, как сыщик, никогда не забываю лиц. Но этот Tyrannosaurus Rex… где же я его видел?
– Да не все ли равно? – Кларенс сорвался с места. – Он потрясающий! И только потому, что я, добиваясь результата, пинал Тервиллиджера ботинком в зад. Мори, пошли!
Когда дверь закрылась, мистер Гласс повернулся к Тервиллиджеру и на него посмотрел. Не отводя от Тервиллиджера взгляда, он окликнул негромко киномеханика:
– Уолт! Уолтер! Будь добр, покажи нам зверюгу снова!
– О чем разговор!
Тервиллиджер заерзал, чувствуя, что какая-то невидимая сила становится одинаково зримой в темноте и в резком свете, выстрелившем снова для того, чтобы от экрана в зал рикошетом отлетел ужас.
– Д-да. Точно, – размышлял вслух мистер Гласс. – Еще немного, и вспомню. Еще немного, и узнаю. – Но… кто?
Словно услыхав его голос, чудовище повернулось, и на какой-то миг презрительный взгляд его, пройдя сквозь сто тысяч миллионов лет, остановился на двух человечках, прячущихся в темной комнате. Машина смерти прогрохотала свое имя.