— Разними их! — еле слышно процедил в мою сторону Долматов.
Я бросился к курсантам, развел их в стороны (причем экзаменуемый отчаянно сопротивлялся).
В ходе демонстрации второго задания партнер должен был сзади левой рукой резко качнуть левое плечо экзаменуемого на себя, а правой рукой, согнутой в локте, захватить его на удушающий прием за шею. При этом экзаменуемый должен успеть ухватиться обеими руками за правую руку нападающего, дабы ослабить хват, нанести ему каблуком отвлекающий удар по ноге (вернее, просто обозначить удар), а затем, чуть присев, завершить прием броском противника через спину, после чего имитировать его «отключение» ударом ноги.
Начало приема прошло успешно, партнер захватил экзаменуемого, последний успел более или менее удачно просунуть одну руку под локтевой сгиб нападающего, а дальше... а дальше началась... «сплошная порнография». Партнер начал активно душить экзаменуемого, который в свою очередь попытался нанести противнику отвлекающий удар ногой, но противник, зная о возможности такого удара, так раскорячил ноги, что экзаменуемый только безобразно лягался и все время промахивался. А между тем нападающий, кося огненным взглядом на министра, сдавливал шею своего партнера все сильнее и сильнее, и тот вдруг, захрипев, вывалил язык и закатил глаза.
Долматов, негодующе поджав губы, коротко взглянул на меня и чуть качнул головой в сторону наших потерявших разум и чувство меры учеников. Я метнулся к ним, попробовал расцепить — безуспешно. Согнутую в локте руку нападающего будто свело судорогой — она не разгибалась! Сцепленная пара, раскачиваясь, кружила в центре лужайки. Тогда я быстро развернул нападающего за плечи лицом к министру, левой рукой ухватил его за шиворот, а правой ребром (большой палец сверху) с размаху саданул ему сзади между ног до паха, там быстро развернул кисть, захватил мошонку и сильно сжал. Тот ойкнул, моментально отпустил полузадушенного экзаменуемого, который, ухватившись за горло, завалился на траву, и обеими руками попытался освободить свое «имущество», привстав при этом на «пуанты», как балерина. Я тут же отпустил его, помог подняться экзаменуемому и, взглянув на Сарвари, вдруг увидел, что ему все происходящее очень понравилось! Он ласково улыбался обоим курсантам, одобрительно покачивал головой, что-то говорил своей свите.
— Ему вроде бы это все нравится, — сказал я вполголоса Долматову.
— Мало ли что! — раздраженно ответил Александр Иванович. — Я не допущу, чтобы курсанты травмировали себя! Надо что-то делать...
Действительно, надо было принимать решение. Тем более что в билетах были и приемы с ножом, с автоматом с примкнутым штыком, с удавкой. Они ведь перережут друг друга!
— Вот что, — загорелся Долматов, — пускай они на тебе показывают все приемы! Иного выхода нет, иначе они друг друга поубивают! Ты же видишь, они как с ума посходили! Сможешь?
Не успел я и рта раскрыть, как Долматов, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, вышел в центр круга и произнес короткую речь, сводившуюся к тому, чэо для «чистоты» исполнения приемов и чтобы курсанты друг другу не «подыгрывали*, он предлагает в качестве партнера всем экзаменуемым использовать специально подготовленного бойца... При этом он широким гостеприимным жестом указал на меня. Мне ничего не оставалось, как церемонно, на японский манер, поклониться Сарвари, Александру Ивановичу, уважаемой публике и встать рядом с очередным экзаменующимся.
В течение двух часов пятьдесят с лишним озверевших от присутствия высокого начальства курсантов тянули экзаменационные билеты и, как мне кажется, всерьез пытались убить меня различными способами. Естественно, все это они делали «не по злобе», и понять их в принципе было можно... Но мне от этого было не легче. Конечно, за месяц с небольшим работы с таким «сырым материалом» мы объективно не имели возможности как следует их натаскать. Мы смогли дать только некоторые навыки, и их надо было закреплять и утверждать каждодневными тренировками. И тем не менее мне приходилось очень туго, потому что курсанты все делали не понарошку, а взаправду. Конечно, зачастую их действия были неуклюжи, поэтому мне приходилось им подыгрывать, поддаваться, при бросках самому чуть ли не запрыгивать им на спину, а потом с диким криком (якобы от боли) падать на землю, а также самому незаметно страховать их, дабы они не ушиблись. Когда выпадали приемы с ножом, то некоторые наиболее рьяные курсанты пытались бить не так, как написано в билете (например, «удар ножом снизу»), а как им Бог (вернее — Аллах) на душу положит! Ну, гады, думал я, а ведь некоторые из них ходили в моих «доверенных лицах* и считались друзьями! Вот как присутствие высокого начальства действует на подчиненных...