Из посольства нам прислали водку. Да какую! Это были красивые бутылки с «винтом* и черной наклейкой — «Посольская». Несколько бутылок принесли в нашу комнату.
— Ух, ты...
— Вот это — жизнь! — глубокомысленно заявил Саша Иващенко.
А я подумал про себя: если принесли водку — значит, все свершится сегодня. Хотя кто знает? Я вспомнил, как мы сидели летом во дворе посольства и ждали команды на захват Амина. Тогда нам тоже выносили водку. А операция так и не состоялась...
Стало вечереть. Титыч куда-то исчез, а затем вернулся в сопровождении четырех солдат, которые стали затаскивать в нашу комнату и складывать у стены бронежилеты.
— Ребята, разбирайте броники! — скомандовал Титыч.
Кстати, таких бронежилетов я никогда позже не видел. Тяжеленные, с большим вырезом на груди — как декольте! Спина не защищена. По бокам — шнурки, которые надо завязывать. Поверх металлических пластин эти бронежилеты были покрыты каким-то темным материалом со швами, как на телогрейке... Почти все жилеты оказались коротковаты — нижняя передняя часть не доставала до паха.
— Эх, коротка кольчужка! — сказал рослый Серега, примеривая бронежилет.
— Наверное, их делали для боевиков-карликов! — предположил я.
Я помог надеть и застегнуть на боках бронежилет Володе Быковскому, потом он помог мне. Жилет был тяжелый и сковывал движения. Поверх него кое-как натянул куртку. Потом надел поясной ремень со всеми подсумками, с рожками для автомата, с гранатами, с пистолетом в кобуре, со штык-ножом, с саперной лопаткой. Да... Как же двигаться в таком снаряжении? Но делать нечего: надо привыкать! Через полчаса я как-то пообвыкся.
Зашел Титыч. *
— Ребята, чтобы своих не пострелять, решено на правый рукав каждому из наших надеть белую повязку. Так что давайте, делайте...
Попробовали сделать повязку из бинта — ерунда получается. Нужно столько бинта намотать на рукав, чтобы издали такая повязка выглядела белой!
— Мужики, давайте сделаем повязки из простыней! — подал кто-то идею.
— А чью простыню будем рвать? — поинтересовался осторожный и предусмотрительный Володя Быковский. — Свою я рвать не буду! Как потом за нее отчитываться? Постельное белье ведь когда-то надо будет сдавать?
— Эх, какие там простыни! Гори они ясным огнем! Живы останемся — будут новые простыни, будет все... А помрем — постельные принадлежности не понадобятся!
А действительно, что будет завтра? Кто останется жив, а кому суждено умереть? Эх, знать бы...
Мы стали ножами резать простыни и делать повязки.
— А может, повязать на обе руки?
— Ага, еще на ноги и на голову!
Но все-таки мы навязали белые повязки на каждую руку: береженого Бог бережет!
Наконец Титыч озабоченно посмотрел на часы и сделал знак в сторону лежащих на крайней койке бутылок:
— Орлы! От винта!
— Есть, от винта! — потирая ладони, оживленно крикнул Саша Иващенко.
Хозяйственный Усман, добродушный, начинающий полнеть опер из Туркмении, который с самого начала добровольно взял на себя обязанности, как он говорил, «буфетчика», стал колдовать над жестяными кружками. С серьезным видом, преисполненный сознания многозначительности и торжественности момента, он разливал по кружкам водку, отмеривал, подливал, чтоб всем досталось поровну.
Серега вскрывал штык-ножом банку с рыбьим паштетом.
Остальные слонялись по комнате, подтягивали ремни, копались в подсумках, возились с оружием — словом, выполняли те действия, которые вроде бы уже и не нужны, но которые создавали иллюзию занятости и хоть как-то помогали коротать время.
Кто-то из ребят стал возиться у потухшей буржуйки, пытаясь ее раскочегарить, чиркал спичками, шуршал бумагой от сухого пайка, но печь не разгоралась и дымила.
Комната слабо освещалась двумя горящими вполнакала электрическими лампочками. Пахло пылью, камнем, дымом и еще чем-то, что можно назвать запахом необжитого жилья. Под сапогами хрустел гравий. В этой недостроенной казарме мы прожили вот уже две с половиной недели.
— Ну, давайте, побыстрее разбирайте кружки, — сказал Усман. — А то на всех посуды не хватает!
Все подошли к табуретке, где вплотную, одна к одной, стояли армейские кружки, и начали их разбирать.
— Ну ты и молодец! — похвалил Усмана Серега. — Как точно разлил, просто фармацевт!
Держа в руках кружки, все повернулись к Титычу как к старшему. Тот откашлялся и произнес внезапно осевшим голосом:
— Удачи вам всем, ребята!
Чокаясь, молча сдвинули кружки. Выпили. Водка была холодная, наверное, качественная, но я не почувствовал ее вкуса. Все зашевелились, звякнули поставленные обратно кружки. Усман снова склонился над ними с бутылкой.