Мы обсудили технические вопросы процесса обучения, время начала и окончания занятий с учетом того, что курсанты уже работают и проводят самостоятельные операции. Договорились, что заниматься будем пять раз в неделю. Два дня не занимаемся. В пятницу — «джума» — выходной день у афганцев, а в воскресенье — выходной день у нас.
Полковник заявил, что посещаемость занятий будет стопроцентной, так как курсанты направлены на учебу приказом самого министра безопасности Асадуллы Сарвари. Человек он строгий, требовательный, любит, чтобы все его приказы исполнялись точно и в срок.
В то, что министр безопасности требователен и строг, я охотно поверил, так как кое-что о нем слышал. Недавно в одной воинской части в провинции Джелалабад был очередной мятеж, который достаточно быстро подавили. Но факт сам по себе был очень неприятный. Сарвари срочно прилетел туда для разбирательства.
Уцелевших мятежников в окружении конвоиров построили перед министром. Их было человек тридцать. Сарвари прошел вдоль строя, вглядываясь в лица испуганных и ободранных солдат, что-то вполголоса коротко спрашивал. Следом за министром, чуть поодаль следовала охрана и местное руководство. Там же был наш партийный советник и переводчик.
Вдруг Сарвари резко повернулся, выхватил из рук ближайшего к нему охранника автомат и клацнул затвором. Все шарахнулись в сторону. Широко расставив ноги, Сарвари с бедра, веером, стал поливать из автомата мятежников. Когда кончились патроны, министр отбросил дымящийся автомат в сторону и, ни на кого не глядя, быстро пошел к машине. Вслед за ним поспешила свита. Конвоиры, восприняв действия Сарвари как приказ, добили оставшихся в живых...
Да, министр был строг! Поэтому на занятия уж точно будут приходить все.
А между тем в разговор влез наш Николай и стал рассказывать о подготовленном им плане теоретических занятий. От нечего делать я стал рассматривать гостиную.
Напротив, на стене висели два огромных фотопортрета Тараки и Амина. Изображения вождей нам уже примелькались, так как были развешаны по всему Кабулу.
Тараки изображался красивым (в восточном понимании этого слова) и мудрым пожилым мужчиной с благородной яркой сединой на висках, черными густыми бровями и толстыми могучими усами. Неизменно вид у него был очень нарядный, внушительный и одновременно добрый. Морщин на лице не присутствовало. На щеках — румянец. Направленный чуть в сторону и вверх взгляд — пронзительный и мечтательный, как бы пронизывающий времена и пространства, видящий то, что недоступно простым смертным. Встречались плакаты, где Тараки был с румяным и упитанным ребенком на руках в обрамлении ярких цветов на фоне голубого неба («За детство счастливое наше спасибо, родная страна!..*).
Впоследствии я воочию убедился, что парадные портреты всегда лгут. На самом деле Тараки внешне был мало привлекателен: глубоко посаженные глаза с желтоватыми белками, под ними набрякшие мешки (явно что-то не в порядке с печенью и с почками, что было и немудрено при его пристрастии к спиртному), рябое лицо (про таких у нас в деревнях говорят: «Черти на морде горох молотили*). Когда вождь улыбался, то являл на обозрение огромные, кривоватые, широко отставленные друг от друга и желтые от никотина зубы. На голове — редковатые, забитые перхотью и пегие от седины, как окрас у миттель-шнауцера — «соль с перцем» волосы.
Амин на портретах выглядел более скромно, но тоже красиво. Умный, понятливый и преданный «отцу народа» взгляд, приятный и горделивый разворот головы, аккуратная стрижка слегка вьющихся, красиво уложенных волос. На губах — мудрая и ласковая полуулыбка. Определение «мудрый и преданный» так и напрашивалось при виде его портретного изображения. Вместе с тем, присмотревшись, можно было уловить в чертах лица Амина некие признаки хитрости, изворотливости, склонности к быстрому принятию решений и настойчивости в достижении поставленных целей. Таким он и был в жизни. Умный, изворотливый, подхалимистый и одновременно беспощадный и мстительный, самовлюбленный и властолюбивый до крайности. Настоящий образчик восточного тирана. Такому поперек дороги не становись — сожрет с потрохами и не пожалеет на это ни времени, ни средств!
Однако таких подробностей я, естественно, тогда еще не знал и поэтому просто глазел на портреты и прислушивался к беседе.
Сказать по правде, я не знал, как себя вести с нашими афганскими партнерами, так что от активного участия в разговоре решил воздерживаться. Сначала нужно отработать себе линию поведения, а потом уж ее реализовывать на всю катушку. Так что я просто сидел, слушал, запоминал, наблюдал за реакцией собеседников, пытаясь составить свое мнение о партнерах, определиться в отношении к ним. Во мне говорил контрразведчик, который попал в общество представителей иностранной спецслужбы. И хотя на данный момент предполагалось, что они как бы дружественно к нам настроены и мы являемся партнерами, неизвестно, что будет потом: будущее туманно и непредсказуемо.