ip. Но большей частью австрийская традиция пребывала в забвении. В 1974 году случилось нечто поразительное: Хайек получил Нобелевскую премию по экономике. Благодаря престижу этой премии интерес к австрийской школе возродился; в силу совпадения, в том же году ряд изолированных ученых, продолжавших работать в традициях австрийской школы, собрались на достопамятную конференцию в Южном Роялтоне, Вермонт.[Материалы конференции были опубликованы: The Foundations of Modern Austrian Economics, ed. Edwin Dolan (Kansas City: Sheed & Ward,1976). Двумя годами позже появился следующий том: New Directions in Austrian Economics, ed. Louis M. Spadaro (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1978).] Отсюда началось "австрийское возрождение" с всевозрастающим потоком книг, журналов и даже университетских программ, специализирующихся на традиции Менгера. Остальные экономисты также начали постепенно обращать внимание на австрийскую экономическую школу. Современная австрийская школа начинает оказывать влияние в таких областях, как теория банковского дела, реклама и ее взаимосвязь со структурой рынка, новое истолкование дебатов об экономических вычислениях при социализме [например: Lawrence H. White, Free Banking in Britain: Theory, Experience, and Debate, 1800--1845 (Cambridge: Cambridge University Press, 1984); George A. Selgin, The Theory of Free Banking: Money Supply Under Competitive Note Issue (Totowa, N. J.: Rowman & Littlefield, 1988); Robert B. Ekelund, Jr., and David S. Saurman, Advertising and the Market Process (San Francisco: Pacific Institute for Public Policy Research, 1988); Don Lavoie, Rivalry and Central Planning: The Socialist Calculation Debate Reconsidered (Cambridge: Cambridge University Press, 1985)]; более того, появившаяся примерно в последние 15 лет об экономической теории систем, работающих в условиях неполноты информации, и о теории стимулов может рассматриваться как результат работ Хайека о распыленном знании и ценах как информационных сигналах -- хотя об этом долге признательности часто забывают. [См., например, отрывки из словаря New Palgrave, опубликованные под названием Allocation, Information and Markets (London: Macmillan, 1989). Примечательно, что в расширяющихся макроэкономических публикациях о "срывах координации", начало которым положили теоретики Питер Дайамонд и Мартин Вейтцман нет ссылок на Хайека, хотя он в своих работах явно обсуждает проблему координации (см. Gerald O'Driscoll, Economics as a coordination problem: The Contributions of Friedrich A. Hayek (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1977). Обзор этой литературы см. у Russell Cooper and Andrew John, "Coordinating Coordination Failures in Keynesian Models", Quarterly Journal of Economics, vol. 103, August 1989, pp. 441--463.] Для интереса современных экономистов к Хайеку есть и другая причина. Сегодня анализ рынка как механизма, порождающего благосостояние, идет в форме дискуссии между двумя сторонами: защитниками свободных рынков являются экономисты "новой классической школы", исходящие из предположений о сверхрациональном поведении участников рынка, вооруженных "рациональными ожиданиями" и о мгновенном клиринге рынков; и скептиками, которых относят к той или иной разновидности "кейнсианства", которые рассматривают ожидания как более проблематичные и считают, что ценовое приспособление происходит медленно. В полную противоположность этому Хайек основывает защиту рынков не на рациональности людей, но на их неосведомленности! "Все аргументы пользу свободы, или большая часть таких аргументов, покоится на факте нашей неосведомленности, а не на факте нашего знания" [из замечаний Хайека на конференции, организованной Конгрессом за свободы культуры, опубликованных как Science and Freedom (London: Martin Secker & Warburg, 1955), p. 53]. В понимании Хайека рыночные агенты следуют установленным правилам, отвечают на ценовые сигналы в рамках системы, возникшей в результате эволюции -- в рамках спонтанно возникшего, а не сознательно выбранного порядка; при этом их действия приносят системе в целом непредусмотренные выгоды, которые невозможно было разумно предвидеть. Для современного экономиста, для которого эволюция и спонтанность почти совсем не важны, это звучит странно. [Истолкование экономического поведения как "рутинного" или механического, развитое Ричардом Нельсоном и Сиднеем Винтером в их Evolutionary Theory of Economic Change (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1982) имеет некоторое отношение к идее Хайека о следовании правилам. Так же верно и то, что развиваемая современной теорией игр концепция равновесия частично отражает вышеупомянутую идею "координации планов", в смысле подискания наборов взаимно согласующихся "стратегий", а также в том отношении, что теория повторяющихся игр позволяет многое понять в эволюции поведения, ориентированного на сотрудничество. Теория игр, однако, не объясняет, как осуществляется отбор правил сотрудничества; она показывает только, что стратегии, в основе которых устойчивое сотрудничество, могут быть наилучшими для всех способами поведения. Смотри об этом Robert Axelrod, The Evolution of Cooperation (New York: Basic Books, 1984). На ту же тему публикация с элементами австрийской традиции: Bruce L. Benson, The Enterprise od Law: Justice Without the State (San Francisco: Pacific Institute for Public Policy Research, 1990).] Подход Хайека отличается от принятого у новых классических экономистов и в другом отношении: он шире, он интегрирует экономическую теорию в широкую социальную философию, в нем намечены политические, правовые и моральные аспекты социального порядка. Новые классики, напротив, чистые теоретики и не приобрели широкой поддержки. Леонард Реппинг, один из первых экономистов "рациональных ожиданий", отмечает, что "многих молодых и идеалистов привлекают концепции свободы и справедливости, а не эффективности и изобилия. Помимо своего вклада в экономическую теорию, Фридман и Хайек создали мощную систему защиты капитализма как системы, способствующей либеральной демократии и личной свободе. Это привлекло к их идеям многих людей, далеких от экономической теории. У новых классиков нет такой повестки дня". [Цитирую по рецензии Kevin D. Hoover, The New Classical Macroeconomics: A Sceptical Inquiry (New York and Oxford: Basil Blackwell, 1988) in the Journal of Economic Literature, vol. 28, March 1990, pp. 71--73, esp. p. 73.] И в самом деле, последователи австрийской традиции нередко обладают широкими интересами, и междисциплинарный характер этой традиции делает ее привлекательной. Ясно, что возрождение австрийской традиции обязано Хайеку не меньше, чем кому бы то ни было другому. Но являются ли его работы действительно "австрийской экономической теорией" -- частью отдельной, узнаваемой традиции -- или их следует рассматривать как оригинальный, глубоко личный вклад? [Хайек и другие рассматривали работы Визера как его личный вклад. Противоположную точку зрения смотри у Robert B. Ekelund, Jr., "Wieser's Social Economics: A Link to Modern Austrian Theory?", Austrian Economics Newsletter, vol. 6, Fall 1986, pp. 1--2, 4, 9--11.] Некоторые наблюдатели обвиняют, что поздние работы Хайека, особенно когда он начал отходить от чисто технических аспектов экономической теории, показывают большее влияние его друга сэра Карла Поппера, чем Менгера или Мизеса; один критик даже говорит о "Хайеке 1" и "Хайеке 11", а другой пишет о "преображении Хайека". [О Хайеке 1 и Хайеке 11 см. T.W. Hutchinson, "Austrians on Philosophy and Method (since Menger)", in his The Politics and Philosophy of Economics: Marxians, Keynesians, and Austrians (New York and London: New York University Press, 1984), pp. 203--232, esp. pp. 210--219; о "преображении" см. Bruce J. Caldwell, "Hayek's Transformation", History of Political Economy, vol. 20, no. 4, 1988, pp. 513--541.] Хотя до известной степени это вопрос о ярлыках, здесь есть и некоторые существенные моменты. Один таков: полезно ли вообще различать школы. Сам Хайек двойственен по этом вопросу. В первой главе этого тома, написанной в 1968 году для Международной энциклопедии социальных наук, он следующим образом характеризует собственной поколение австрийской школы: Но если по стилю своего мышления и по направленности интересов это четвертое поколение все еще отчетливо проявляет свою принадлежность к Венской традиции, этих людей уже нельзя рассматривать как отдельную школу, в смысле принадлежности к определенной доктрине. Величайшим успехом школы является ситуация, когда она перестает существовать, потому что основные ее идеалы становятся частью общего господствующего учения. На долю Венской школы выпал как раз такой успех. [Существенно, что те неоклассические теоретики, которые видят смысл австрийских работах, также склонны утверждать, что они говорят то же, что и все остальные, но другим языком (имея в виду, что австрийцы обычно избегают использовать математизированный язык). Сам Мизес в следующем примечательном высказывании однажды заявил почти то же самое: "Обычно мы говорим об австрийской и англо-американских школах (следующих Вильяму Стенли Джевонсу) и Лозанской школе (следующей Леону Вальрасу) ... но фактически эти три школы различаются только способом выражения одних и тех же фундаментальных идей и их разделяют в большей степени терминология и способ изложения, чем существо доктрин". Mises, Epistemological Problems of Economics (New York and London: New York University Press, 1981), p. 214. (Впервые опубликовано в 1933 году.) Позднее Мизес отказался от такого понимания, так же как недавние исследователи ?"маржиналистской революции "Менгера--Джевонса--Вальраса"?. См. в этом томе главы 1 и 2.] Но похоже, что к середине 80-х годов он изменил мнение, и в своих текстах вполне определенно утверждал существование австрийской школы, работал, главным образом, в оппозиции к кейнсианской макроэкономике, которая сохраняется поныне [см. Приложение к главе 1]. Современные члены австрийской школы также не едины в этом вопросе: некоторые отчетливо сознают свою принадлежность к традиции, которую воспринимают как символ чести, а другие избегают каких-либо классификаций, придерживаясь фразы, что "нет никакой австрийской экономической теории", есть только плохая и хорошая теория. Трудно сказать, в какой степени это вопрос глубоких убеждений, а в какой просто способ убедить остальных, что нужно относиться серьезно к австрийской традиции. Особый интерес, однако, представляет характер отношений между Хайеком и Мизесом. Бесспорно, ни один экономист не оказал большего влияния на мышление Хайека, чем Мизес -- даже Визер, у которого Хайек обучался в университете, но который умер в 1927 году, когда Хайек был еще очень молод; и собственные слова Хайека делают это вполне ясным (глава 4). К тому же, Мизес явно выделял Хайека как самого яркого в своем поколении: Маргит фон Мизес вспоминает о семинаре ее мужа в Нью-Йорке, что "Лю встречал каждого нового студента с надеждой, что из него получится второй Хайек" [Margit von Mises, My Years with Ludwig von Mises, second enlarged edition (Cedar Falls, Iowa: Center for Futures Education, 1984), p. 133]. Однако, как напоминает Хайек, он с самого начала не был вполне последователем: "Хотя я получил от Мизеса решающий стимул в критический момент моего интеллектуального развития, а также постоянную поддержку в течении десятилетия, возможно, что я сумел так много получить от него как раз потому, что не был его студентом в университете, не был тем невинным юношей, который бы принимал его слова как откровение, но пришел к нему уже подготовленным экономистом, получившим подготовку в параллельной ветви австрийской экономической теории (в школе Визера), откуда я под его влиянием постепенно, но не до конца, ушел" [из лекции в колледже Хиллсдейл, Мичиган, 8 ноября 1977 года, опубликована под названием "A Coping with Ignorance", in Imprimis, vol. 7, no. 7, July 1978, pp. 1--6, and reprinted in Champions of Freedom (Hillsdale, Mich.: Hillsdale College Press, 1979)]. Есть две часто обсуждаемые области несогласия между Хайеком и Мизесом: дискуссия об экономических вычислениях при социализме и "априорная" методология Мизеса. Вопрос о социализме заключается в следующем: действительно ли социалистическое хозяйство "невозможно", как заявил Мизес в 1920 году, или оно просто менее эффективно и трудно реализуемо. Хайек теперь утверждает, что "никогда центральным утверждением Мизеса не было, как это порой ошибочно формулируют, что социализм невозможен, но что он не может обеспечить эффективного использования ресурсов". Такое истолкование само по себе спорно. Хайек здесь выступает против стандартного взгляда на экономические вычисления, как, например, у Шумпетера в книге Капитализм, социализм и демократия или у А. Бергсона в "Социалистическая экономическая теория" [Schumpeter, op.cit., pp. 172--186; Bergson, in Howard S. Ellis, ed., A Survey of Contemporary Economics, vol. 1 (Homewood, Ill.: Richard D. Irwin, 1948)]. Согласно этому взгляду, исходное утверждение Мизеса о невозможности вычислений при социализме было опровергнуто Оскаром Ланге, Аббой Лернером и Фредом Тейлором, а позднейшая модификация этого утверждения Хайеком и Роббинсом сводится к тому, что социалистическое хозяйство возможно в теории, но трудно реализуемо, потому что знание децентрализовано, а стимулы слабы. Ответ Хайека в процитированном выше тексте, что действительную позицию Мизеса поняли неверно, получил поддержку у ревизионистского историка дискуссии о возможности вычислений при социализме -- у Дон Лавоя, который утверждает, что "центральные аргументы, усовершенствованные Хайеком и Роббинсом, представляют собой не отход от позиций Мизеса, но, скорее, ее прояснение, ориентированное на позднейшие версии центрального планирования. ... Хотя комментарии Хайека и Роббинса о трудностях вычисления в позднейших версиях вызвали неверное понимание их аргументов, в главном они остались вполне в рамках первоначальной логики Мизеса" [Lavoie, op.cit., p. 21]. Израель Кирцнер сходным образом утверждает, что позиции Мизеса и Хайека следует рассматривать совместно, как раннюю попытку разработать в рамках австрийской традиции подход к рыночному процессу как к "предпринимательству-открытию". [Israel M. Kirzner, "The Socialist Calculation Debate: Lessons for Austrians", Review of Austrian Economics, vol. 2, 1988, pp. 1--18. См. также недавнюю работу Джозефа Т. Салерно, выступающего, напротив, за противоположное понимание -- что первоначально сформулированная Мизесом проблема вычислений отлична от проблемы процесса открытия, акцентируемого Лавойем и Кирцнером. Joseph T. Salerno, "Ludwig von Mises as Social Rationalist", ibid., vol. 4, 1990, pp. 26--54.] Во-вторых, существует утверждение Мизеса, что экономической теории (в отличие от истории) присущ чисто дедуктивный характер, что она является исключительно априорной наукой, не требующей эмпирического подтверждения своим выводам. Ясно, что Хайеку было нелегко принять эту позицию, и временами он доказывал, что позиция Мизеса на деле более умеренная, а порой он просто дистанцировался от своего наставника. Во вторичной литературе можно встретить обсуждение вопроса, представляла собой или нет опубликованная в 1937 году плодотворная статья Хайека "Экономическая теория и знание" решительный отход от Мизеса в пользу "фальсификационного" подхода Поппера, в соответствии с которым эмпирические свидетельства могут быть использованы для того, чтобы фальсифицировать теорию (но не для того, чтобы с помощью индукции верифицировать ее). [В пользу того, что 1937 год был и на самом деле ключевым поворотным моментом смотри Хатчинсона (op. cit., p. 215) и Колдуэлла (op. cit., p. 528); обратную точку зрения см. и John Gray, Hayek on Liberty (second edition, Oxford: Basil Blackwell, 1986), pp. 16--21, and Roger W. Garrison and Israel M. Kirzner, "Hayek, Friedrich August von", in The New Palgrave: A Dictionary of Economics (London: Macmillan, 1987), vol. 2, pp. 609--614, esp. p. 610. Сам Хайек в недавних интервью с У.У. Бартли III подтвердил первое истолкование, заявив, что статьей 1937 года он хотел убедить в первую очередь самого Мизеса. Если это так, попытка Хайека оказалась поразительно вкрадчивой: Мизес приветствовал эти аргументы, не отдавая отчета, что они направлены против него.] Эта статья утверждает, что в то время как экономический анализ индивидуального действия может быть строго априорным, изучение межличностного обмена требует эмпирических предположений о процессе обучения и о передаче знания. Сам Хайек сообщает, что начиная с 1937 года "данный автор, сначала почти не отдававший себе отчета, что он просто развивает заброшенную часть менгеровской традиции, утверждал -- оспаривая "крайний априоризм" Мизеса -что хотя и в самом деле чистая логика выбора, с помощью которой австрийская теория истолковывает индивидуальные действия, является чисто д