Еще он сказал: «Каждый мальчик, родившийся в местности Баргуджин-Токум, на Ононе и Кэлурэне, будет мужественным и отважным, сведущим и сметливым [от природы] без наставлений и выучки. И каждая девочка, которая там родится, будет хороша и прекрасна лицом без убранства, причесывания [машаг] и румян и будет безмерно искусна, проворна и добродетельна».
Еще он сказал. В то время, когда он послал Мукали-гойона с войском в Нангяс, тот взял 72 крепости [кал’э] той страны и послал |A 99а, S 252| к Чингиз-хану посла с сообщением об обстоятельствах тех побед и с вопросом, имеется ли [ему] разрешение на возвращение или нет? Последовал приказ в [виде] ярлыка: пусть не спешивается, пока он не возьмет других крепостей. Когда посол вернулся, Мукали-гойон [его] спросил: «Когда ты прибыл к Чингиз-хану и доложил мои слова, что он делал?». [Тот] сказал: «Он разделял [свои пальцы]».[2554] [Мукали] спросил: «Мне он тоже клал палец?». [Посол] сказал: «Положил!». [Тогда] Мукали сказал: «Значит я значу что-то! Я буду [ему] усердно служить до смертного часа и выкажу усердие и рвение!». И снова спросил: «Кому он еще клал палец?». Вероятно, это кладение пальцев происходило путем [овлажнения их] слюною. Тот сказал: «Он прикладывал палец для Боорчи, Борагула, Кубилая, Чилагуна, Карачара, Джэдая, Бадая и Кышлыка — всем этим лицам, и соизволил говорить [при этом]: «Помощники и пособники у меня впереди и позади — они, они — слуги усердные, даровитые, ловкие стрелки, заводные кони [асп-и кутал], ловчии птицы на руке и охотничьи псы, притороченные к седлу!».
Еще. Однажды Бала-Калджа, один из уважаемых эмиров, спросил у него: «Тебя называют могущественным и богатырем, какие знаки завоеваний и побед видны на твоей руке?!». В ответ тот соизволил сказать: «Прежде чем я воссел на престол государства, я ехал однажды один по какой-то дороге. На [моем] пути шесть человек устроили засаду и держали против меня умысел. Когда я подъехал к ним, я обнажил меч и напал на них. Они в свою очередь меня обстреляли. Все стрелы пролетели мимо, и ни одна в меня не попала. Я их зарубил и проехал невредимым через то место. При возвращении путь мой случился мимо тех убитых. Шесть их меринов без хозяев бродили [кругом], не даваясь в руки. Я всех шесть погнал и привел [с собою]».
Еще он сказал: «Я ехал с Богорчи,[2555] на горе находилось в засаде против нас двенадцать человек. Богорчи ехал сзади. Я его не подождал, а, понадеявшись на [свою] силу и мощь, напал на них. Они все двенадцать разом выпустили [в меня] стрелы, их стрелы летали вокруг меня, а я нападал. Вдруг мне в рот попала стрела. Я упал и от жестокости [полученной] мною раны лишился чувств. Меж тем подоспел Богорчи и увидел меня ерзающим по земле ногами и катающимся, словно шар, словно человек, находящийся при последнем издыхании. Тотчас он нагрел и принес воды, и я прополоскал рот и выплюнул кровь, свернувшуюся в горле. Покинувшая меня душа [вновь] вернулась в тело, появилась [способность] чувствовать и двигаться. Я встал и вновь кинулся на них. Они устрашились моей крепости, скатились с той горы и отдали душу. Причина тарханства Богорчи-нойона и его уруга та, что в этот момент он проявил столь похвальное усердие».
Еще. Однажды в молодые годы Чингиз-хан встал на рассвете, а в его чубе [какул] уже побелело несколько волосков. Приближенные задали [ему] вопрос: «О, счастливый государь, возраст твой не достиг еще порога старости, почему же в твоем чубе появилась седина?!». В ответ он сказал: «Так как всевышний господь пожелал сделать меня главою и старейшиною туманов и тысяч и водрузить бунчук [тук] моего благоденствия, то он проявил на мне знак старости, который является знаком старшинства [михтари]».
Еще. Однажды Чингиз-хан спросил у Боорчи-нойона, бывшего главою эмиров, в чем заключается высшая радость и наслаждение[2556] для мужа. Боорчи сказал: «В том, чтобы мужчина взял своего сизого сокола, [до сих пор] остававшегося на привязи и потерявшего за зиму свое оперение и [теперь опять] оперившегося, сел на доброго мерина, которого он содержал в теле, и стал охотиться в [пору] весенней зелени на сизоголовых птиц и чтобы он носил добрые одежды».
Чингиз-хан сказал Борагулу: «Ты тоже скажи!». Борагул сказал: «Для мужчины [величайшее] наслаждение заключается в том, чтобы выпускать [ловчих] птиц, вроде кречета [сонкур], на бурых [sic!] журавлей, с тем чтобы они ударами когтей сбивали тех в воздухе и хватали».
2554
В тексте глагол
2556
В тексте —