Богорчин-нойон, Борагул-нойон и Ути-Курчу[885] из ветви джалаир были старые нукеры Чингиз-хана и постоянно находились при нем. В то время, когда он стал государем, он дал всем эмирам ярлыки, а Богорчину и Борагулу не дал; [те] преклонили колени, что де каким образом случилось, что он нам не соизволяет дать ярлык? На что Чингиз-хан соизволил сказать: «Степень ваша превыше того, чтобы я дал вам определенный ярлык!». Во время Угедей-каана его туманом ведал его племянник по брату, Буралтай[886], а во время Менгу-каана — сын Буралтая, Балчик. В эпоху Кубилай-каана тем же туманом ведал сын Богорчин-нойона, впоследствии, также во время Кубилай-каана, ведал сын Буралтая, Джиргамиш[887]. Этот Буралтай имел много сыновей, и они все были старшими эмирами. Из этого числа один, Уз-Тимур-стольник [баурчи], был старшим эмиром и особо доверенным лицом [инак], он известен и знаменит.
К роду Богорчи-нойона в этом государстве [т.е. Иране] принадлежат: Беклемиш и сын его Уджан, который был выше упомянут, и Тулак[888], которого казнили за то, что он изменил вместе с Сука; Тукули-Чэрби[889], который был эмиром-тысяцким левого крыла, был братом Богорчи-нойона[890]. В настоящее время из их рода Яяс[891] Туркакун[892] по имени состоит в рабском служении каану старшим эмиром. Яяс на хитайском языке будет — предводитель, а Туркакун — имя. Чингиз-хан относительно Богорчи-нойона сказал, что его степень ниже [степени] ханов, но выше [степени] эмиров и простонародья[893], а Богорчи-нойон сказал по-монгольски: «В то время, когда ворон ошибся, я не ошибся! В то время, когда у коршуна кружится голова, у меня ни голова, ни мозг не закружатся и ни [в чем] не ошибутся. В то время, когда пыль земная поднимается к небу, и в то время, когда пыль неба спустилась на землю, я не сбился с пути. По этой причине я достиг такой степени, что меня называют Богорчи». Первое событие его [жизни], связанное с Чингиз-ханом, было следующее: в то время, когда Чингиз-хан был еще юношей, его свита и войско отвернулись [от него] и он стал беспомощным, в один из дней явились грабители из монгольских племен и украли его коней. Тотчас, узнав и не будучи в состоянии ждать, пока соберутся нукеры, [Чингиз-хан] немедленно отправился один следом за грабителями. У дороги он увидел стоящего всадника на белом коне, то был Богорчин. Когда он подъехал и спросил его: «Ты кто и почему [здесь] стоишь?», — тот сказал: «Я дожидаюсь, чтобы с тобой поговорить!». Чингиз-хан сказал: «Я — один, поедешь со мной?!». Он ответил: «Я для того и остановился, чтобы быть вместе с тобою!». И поехал вместе с ним. Когда они настигли воров, Чингиз-хан сказал: «Я буду авангардом, а ты будешь моим аррьергардом». Богорчин ответил: «Лошади — твои, — как же ты мне доверяешь? Возможно, что когда ты [их] погонишь, я убегу! [Лучше] заставь меня быть в авангарде, а ты у меня будешь аррьергардом, чтобы я не смог убежать и по необходимости оказал сопротивление». Они долго спорили по этому поводу и настаивали [каждый на своем]. В конце концов Чингиз-хан поехал сзади, а Богорчин передовым. Они обратили в бегство грабителей и |А 35б, S 69| отбили коней. Чингиз-хану это все весьма понравилось, и он, вполне положившись на [Богорчина], приблизил его к себе и питал [к нему] уважение. И только!
887
В ркп. А —
891
В ркп. В и у Березина — т
893
В тексте —