— Мне трудно представить, чтобы английские монахи взялись за выполнение подобной миссии.
— Мне тоже. Но так или иначе, Испания доказала нам, что обновление католической веры возможно.
— И в награду получила от Папы инквизицию.
— Боюсь, то, что происходит сейчас в Англии, следует называть не реформой, а уничтожением.
— Пусть даже так. Но я не вижу большой беды в том, чтобы уничтожить власть Папы и искоренить в умах ложные представления о чистилище.
— Кстати, королевские догматы веры допускают существование чистилища.
— Лишь допускают, но не утверждают. Лично я уверен в том, что чистилище — это выдумка церковников. Повторяю, после того как мы покидаем этот бренный мир, нам остается уповать лишь на милосердие Господа. Молитвы тех, кто остался на земле, не помогут спасению душ усопших.
— Но, сэр, как в таком случае человек может способствовать спасению собственной души?
— Путь лишь один — нерушимая вера.
— И благие дела?
— Для истинного христианина вера неотрывна от благих дел.
— Однако Мартин Лютер утверждает, что спасение души вообще не имеет отношения к вере. По его мнению, еще при рождении человека Господь предопределяет, будет ли его душа спасена или проклята. Подобное убеждение представляется мне несправедливым и жестоким.
— Да, именно так Лютер толкует учение святого Павла. Я полагаю подобное толкование неверным и уверен, со мной согласятся многие сторонники реформы.
— Но если позволить всем и каждому читать Библию и объяснять ее на свой лад, не приумножатся ли ложные толкования многократно? Не ввергнемся ли мы в пучину Хаоса, подобно нечестивому Вавилону?
— Господь наставит нас на истинный путь.
Брат Гай встал и повернулся ко мне. Взгляд его темных глаз был исполнен грусти или, может быть, отчаяния. Я не мог понять, что происходит у него на душе, ибо брат Гай был не из тех людей, кого можно читать как открытую книгу.
— Значит, вы хотите изменить все установления церкви?
— Да, именно этого мы добиваемся, — кивнул я. — Скажите, брат, вы действительно верите, подобно старому брату Полу, что мир катится к своему концу и день Страшного Суда уже недалек?
— Это убеждение является основополагающим для христианской церкви.
— Но разве это возможно? — вопросил я, подавшись вперед. — Неужели мир, созданный по воле Господа, будет уничтожен?
— В этом мире католическая церковь нередко оставалась единственным источником света, — заявил брат Гай, в волнении сцепив свои длинные пальцы. — Ее доктрины и обряды превращают разобщенных людей в человечество, которое следует по пути, указанному Христом. Церковь поможет каждому из нас ощутить свое единство со всеми христианами — живыми и мертвыми. Церковные догматы побуждают человека творить добрые дела, ибо Христос знал — все мы нуждаемся в побуждении. Но согласно вашим убеждениям каждый человек должен искать спасения в одиночку в одиночку молиться и толковать Библию. Значит, человечеству придется забыть о единении и милосердии.
— Я вспомнил свое безрадостное детство, жирного пьяного монаха, заявившего, что я недостоин принять духовный сан.
— В юные мои годы церковь не проявила ко мне милосердия, — с горечью бросил я. — И тогда я стал искать Бога в собственном сердце.
— И нашли?
— Да. Однажды Он снизошел ко мне.
Печальная улыбка тронула губы монаха.
— Подумайте только, до недавней поры человек, скажем, из Гранады или же из любого другого отдаленного уголка Европы мог приехать в Англию, зайти в церковь и немедленно ощутить себя дома, услышать знакомые с детства слова латинской мессы. А после того как исчезнет эта великая связь, объединяющая страны, кто обуздает притязания земных властителей, кто положит конец вражде между государствами? А что станется с людьми, подобными мне, заброшенными волею судеб в чужую страну? Иногда, когда я прихожу в Скарнси, дети бегут за мной с криками и бросают в меня всякий хлам. Возможно, когда духовный сан не будет более защищать меня, в мою голову полетят камни.
— Вы весьма низкого мнения об Англии и ее жителях, — заметил я.
— Я просто пытаюсь трезво оценить состояние со временных умов и душ. И я вижу, к чему все идет. Вы, реформаторы, выступаете против чистилища, заупокойных служб, святых мощей — то есть всего того, без чего нет и не может быть монастырей. И недалек тот день, когда все монастыри исчезнут. Я отдаю себе в этом отчет.
— Но вам хотелось бы предотвратить подобное развитие событий? — спросил я, устремив на брата Гая пристальный взгляд.