— Позвольте мне. — Элис наклонилась и взяла у него из рук книгу. Потом принялась тщательно разглядывать обложку. Она вертела и рассматривала ее со всех сторон, после чего решительно заявила: — Это не та книга.
Мое сердце сильно забилось.
— Вы уверены?
— Книга, которую брат Эдвиг передал господину эмиссару, не имела никаких пятен. Иначе я бы непременно обратила внимание на эту особенность. И вообще, казначей помешан на чистоте и аккуратности.
— Вы могли бы поклясться в том, что только что сказали, перед законным судом?
— Да, сэр, — подтвердила она.
— Тогда я могу с определенной долей уверенности признать, что казначей дал мне ложные показания, — кивнул я. — Хорошо, Элис. Еще раз вас благодарю. Прощу всех сохранять наш разговор в тайне.
— Какая разница, тайна или нет. Скоро моей ноги тут вообще не будет, — недовольно пробубнил Гудхэпс.
Я посмотрел в окно. Снегопад прекратился.
— Да, доктор Гудхэпс, полагаю, вам пора отправляться в путь. Марк, не проводишь ли ты доктора в город?
Лицо пожилого человека неожиданно просветлело.
— Благодарю вас, сэр. До чего же хорошо, когда есть на кого опереться! Мои пожитки находятся в доме аббата. А лошадь пусть останется здесь. Хорошо было бы, чтобы ее как-нибудь переправили в Лондон, когда позволит погода…
— Да, да, конечно. Будь добр, Марк, постарайся побыстрее вернуться. У нас с тобой очень много дел.
Он помог старцу подняться на ноги.
— Спасибо, сэр, — произнес Гудхэпс. — Желаю вам остаться целым в этом небезопасном месте.
С этим добрым пожеланием он нас покинул.
Весьма довольный поворотом дел, я вернулся в свою комнату и спрятал книгу под подушкой. Наконец дело сдвинулось с мертвой точки. Мне не терпелось исследовать церковь, а вслед за ней — пруд. Интересно, сколько времени потребуется Марку, чтобы проводить старика до города и вернуться обратно? Без Гудхэпса он затратил бы на дорогу чуть более часа, а вместе с ним… С одной стороны, я упрекал себя за мягкотелость, но с другой — у меня замирало сердце, стоило мне представить беднягу, в гордом одиночестве ковыляющего по сугробам под тяжестью своей поклажи.
Пользуясь отсутствием Марка, я решил проведать лошадей, которых не выводили на двор в течение нескольких дней, и отправился в сторону конюшни. Подметавший пол конюх заверил меня, что за нашими конями хорошо ухаживают и что они ни в чем не нуждаются. В самом деле, и мой Канцлер и Красноногий Марка выглядели на удивление хорошо. После многодневной разлуки они оба были весьма рады меня видеть. Я подошел к Канцлеру и погладил его по продолговатой белой голове.
— Соскучился по свежему воздуху, старина? — мягко спросил его я. — Поверь мне, уж лучше немного потосковать здесь, чем разгуливать там, за этими стенами на свободе. На свете есть вещи гораздо более ужасные, чем заточение в стойле.
Проходящий мимо конюх бросил на меня странный взгляд, будто решил, что я слегка ненормальный.
— А вы разве не разговариваете со своими лошадьми? — осведомился я.
Тот в ответ лишь промычал что-то нечленораздельное и принялся снова подметать пол.
Попрощавшись с конями, я неторопливо направился в лазарет. По дороге я заметил, что посреди внутреннего двора монахи расчистили от снега небольшой участок земли и начертили на нем квадраты разных размеров. Полдюжины братьев играли в игру, которая заключалась в том, что сначала бросают кости, а потом по результатам броска совершают замысловатые ходы. Опершись на свою лопату, за ними наблюдал Багги. Увидев меня, монахи остановились и расступились в сторону, но я жестом велел им продолжать, не обращая на меня внимания. Об этой забаве, которой увлекались во всех монастырях бенедиктинского ордена, я знал со времен Личфилда. Она представляла собой сочетание детских классиков с игральными костями.
Пока я следил за игроками, появился брат Септимус, тот самый толстый, глуповатого вида монах, которого брат Гай все время попрекал за обжорство. Он тяжело пыхтел, пробираясь по глубокому снегу.
— Иди сюда, Септимус, — окликнул его кто-то из братии, и все остальные, как по команде, прыснули со смеху.
— Нет, нет, не могу. Боюсь упасть.
— Иди, не бойся. Мы играем по упрощенным правилам. Здесь нечего бояться. Даже таким, как ты.
— Ох нет, нет.
Тогда один из монахов схватил Септимуса за руку и, невзирая на протесты, вытащил его на середину очищенной от снега площадки, а сам тотчас отошел в сторону. Остальные, в том числе Багги, в ожидании предстоящего представления расплылись в довольной улыбке. Все случилось в мгновение ока. Септимус поскользнулся на льду и с ревом упал на спину, что привело к взрыву всеобщего хохота.