— Милейший, говорите помедленней, я ваш слог не совсем понимаю.
— Спрашиваю тебя, хто ты?
— А?
— Чо «а»?
— А того, чего и «б»! — не люблю, когда меня неизвестно кто так рано будит, я звереть начинаю, да еще и голодую второй день, все на моей психике родимой сказывается.
— Так, девка, отвечай хто ты и чо забыла в моем лесу?
— Чего это в твоем, ты что его приватизировал, документ о приватизации есть?
— Что такое приват…из. ация?
— Это когда узаконивают частную собственность.
— Я хозяин этого леса, леший Фолимаций.
— Как? А можно просто Фолик? Мне и через десять лет его не выговорить, больно оно замудреное, — он заскрипел зубами, но все‑таки кивнул в знак согласия. — Меня Мирой зовут, а что тут делаю, понятия не имею, какую‑то миссию выполняю невыполнимую. Еще бы знать, что это за миссия на меня возложена, было бы хорошо. Кто ты?! — до меня дошел наконец‑то смысл сказанных слов. — Леший? — я схожу с ума или мне это только почудилось. Какой на фиг леший? Они только в сказках бывают, и я их совсем себе по — другому представляла. А этот дядечка совсем на лешего не походил, статный мужчина, на вид лет сорока, каштановые с проседью волосы, карамельного цвета глаза. Вот блин, только сейчас заметила, что зрачки у него вытянуты, как у кошки. Сильный, мускулистый, и животик у него такой забавный, как у наших мужчин, пивной проще сказать. Так руки и зачесались его за этот животик ухватить.
— Да, я леший в восьмом поколении, и это мой лес, — я, детально проанализировав ситуацию, от осознания происходящего икнула. — А чагой‑то у тебя на лбу написано будет?
— От любопытства кошка сдохла, — сказала я, пытаясь прикрыть лоб волосами.
— Не хошь отвечать и не нужно, из леса тоды не выпущу.
— Ладно, согласна, скажу. Там написано: «взрывоопасная».
— Это как?
— А вот так! — и изобразила лопающийся мыльный пузырь.
Леший засмеялся и сказал:
— Ну, деваха, насмешила, давно я так не смеялся, аж помолодел лет этак на двадцать.
— Сколько? А вам, милейший, сколько?
— А мене так уже как сей зимой три сотни исполнилось, — я еще раз икнула. Сколько же тогда они живут? — Насмешила меня, проси теперя чо хошь!
— Да мне бы из леса выбраться, да покушать не помешает, а так больше ничего.
— По малому берешь. Тебе сам леший разрешил просить, что душе угодно, а ты такие мелочи вопрошаешь.
— А у меня только этого душа сейчас и требует, и так требует, чуть не бастует.
— Хорошо, будь по — твоему. Иди в том направлении и скоро увишь хатинку, там тебе и кушать дадут, и помогут, чем смогут.
— Спасибо тебе большое, Фолик! — я поднялась, обняла и поцеловала лешего. Он засмущался и покраснел.
— Иди уже себе, непутевая! — ну и я пошла, побежала, с голодухи и не такое сможешь, особенно после того как тебе скажут, что недалеко еда. Ура. Еда, сейчас мы покушаем, сейчас нас накормят!
Буквально через десять минут я увидела на своем пути небольшой домик. Подошла, постучала. Мне открыла дверь женщина, на вид лет тридцать пять, и посмотрела на меня испуганным взглядом.
— Здравствуйте, извините за беспокойство, но я заблудилась, брожу по лесу уже почти два дня, ничего не ела. Если вас не затруднит, можете дать мне поесть, я отработаю, честное слово. Все что скажете, постараюсь сделать, — женщина внимательно вопросительно меня осмотрела, и я даже понимаю почему, моя одежда напрочь разнилась с ее. Она была одета в простенькое длинное платье, закрывающее даже щиколотки, и рукава платья закрывали руки. Я же была одета в джинсы, майку, да еще эта надпись у меня на лбу, начинаю жалеть, что ее вообще сделала. Теперь в такой ситуации косые взгляды мне совсем не нравились. Спустя минуту осмотра она решилась сказать:
— Кто вы и откуда?
— Я нездешняя. Меня зовут Мира, я учусь на врача.
— Кого? — блин, я же не в своем мире, нужно поаккуратнее с высказываниями.
— Учусь лечить людей.
— Знахарь?
— Ну, можно и так сказать.
— Заходите. Я вас накормлю и даже заплачу, если смогу. Но вылечите моего сына.
— А чем он болен? — враз забыла я о своем голоде.
— Не знаю, ни один знахарь ничего не говорит, только руками разводят, а целители за лечение много просят, мне и не осилить, даже если буду целыми днями работать не покладая рук. Я бы так и делала, да сына не с кем оставить, погиб его отец в битве с орками, — всхлипнула женщина. Мне ее очень стало жалко.
— Ладно, помогу, если это будет в моих силах, — малого уже жалко, ни один ребенок не достоин страданий от болезней. О каких орках она упомянула, задумалась я, заходя в дом. Тут еще и орки есть? Бля…ха, куда же меня занесла нелегкая? Не думаем сейчас об этом, первоочередная моя задача это вылечить мальчугана.