Ангелина Ивановна, похрапывая, спала тяжелым сном при свете ночника. К ее локтевому сгибу тянулась пластиковая трубка от стоящей рядом капельницы Алекс достал из кармана пиджака шприц, флакон с инсулином, надел на шприц иглу и ввел все содержимое прямо в трубку капельницы, проколов ее стенку. Затем спрятал в карман флакон и шприц, и тихо вышел, защелкнув за собой замок двери.
Когда Кузьмин вернулся в ординаторскую, Крайнов с интересом смотрел телевизор.
- Должен тебя огорчить, Капабланка, - насмешливо обратился он к приятелю, - мат ты мне опять не поставишь.
- Это ты так думаешь, - с азартом откликнулся тот, - а прогрессивная шахматная общественность думает иначе.
Через полчаса, провожая Алекса к выходу, он, не скрывая досады, прокомментировал, что ни за что бы не проиграл, если бы его не отвлекали от игры.
- Приходи ко мне в среду, я буду дежурить, устрою тебе разгром под Аустерлицем.
- Читай лучше шахматную теорию, Капабланка, а то как бы тебе детский мат не получить, - посмеивался, уходя, Крайнов.
Валентин Сергеевич позвонил ему на следующий день и смущенным тоном сказал, что должен его огорчить. Состояние здоровья Протасовой резко ухудшилось. В семь утра дежурная сестра обнаружила, что больная без сознания. Чувствительность у нее была резко снижена, зрачки на свет почти не реагировали - типичное коматозное состояние. Экстренный анализ крови показал чрезвычайно низкое содержание сахара, что позволяло с уверенностью говорить о гипогликемической коме.
- А в истории болезни при поступлении отмечено, что у нее сахарный диабет?
- Конечно. Но в том-то и дело, что у нее был компенсированный диабет, она получала букарбан, даже инъекций инсулина не вводилось. Поэтому совершенно непонятно, чем могло быть вызвано такое резкое падение сахара в крови.
- Как она сейчас?
- Мы перевезли ее в реанимацию, в 15-ю больницу. Я только что звонил туда - говорят, что в сознание пока не приходит. Ты же сам понимаешь, что если она с таким содержанием сахара пробыла два-три часа, то кора головного мозга у нее уже умерла. Так что прогноз печальный, даже если она и выживет. Я теперь думаю, что здесь была необычная форма диабетической экцефалопатии, поэтому ее симптомы и не укладывались в рамки шизофрении.
- Жаль ее, - вздохнул Алекс, - когда-то она была дружна с моей матерью, вот я и пытался от души помочь ей. Бедная женщина.
Ангелину Ивановну Протасову выписали из больницы только через три месяца. Она полностью лишилась речи, никого не узнавала и ни на что не реагировала, лежала целыми днями неподвижно, бессмысленно блуждая по потолку глазами. Промучившись с ней два месяца, дочь оформила ее в дом инвалидов.
Свой тридцать шестой день рождения Крайнов встречал у себя дома в одиночестве. Настроение у него было неважное, видеть никого не хотелось. Денег оставалось около тридцати тысяч. При его образе жизни их могло хватить лет на пять, а что потом? Из санэпидемстанции он только что уволился, денежных поступлений не ожидалось. Надо было опять что-то предпринять, тем более, что его энергичная, честолюбивая натура все сильнее требовала для себя какого-то грандиозного дела. Крайнов достал из письменного стола папку с рисунками матери и стал их задумчиво рассматривать.
Светлые детские грезы о сказочно прекрасной стране, простирающейся от Тихого до Атлантического океана, всплыли сейчас в его памяти. В конце концов, почему бы и нет? В Союзе его ничто не держит, а в Америке для него могут открыться какие-то новые возможности, которые, живя здесь, просто нельзя предугадать. В конце концов, просто есть смысл посмотреть мир. Вот только с какой стороны к этому подступиться? Для начала нужно попробовать разыскать своих американских родственников. Может быть, они смогут как-то помочь ему с выездом в Штаты. Если захотят, конечно.
На следующий день с утра, взяв с собой все необходимые документы, оставшиеся от матери,Крайнов поехал на улицу Горького в Инюрколлегию. После получаса по разным кабинетам этой почтенной организации, он, наконец, попал к нужному ему чиновнику. Тот переписал установочные данные Софьи Исааковны, и вдруг медленно поднял голову, глядя на Крайнова с каким-то странным выражением лица. Не веря себе, он еще раз перечитал все документы и, попросив подождать его пять минут, вышел из кабинета, бросив у порога на Алекса загадочно-торжествующий взгляд. Вернулся он с коричневой папкой в руках, содержимое которой объясняло его загадочный вид.
В 1974 году в возрасте восьмидесяти лет в Нью-Йорке в здравом уме и твердой памяти скончался крупный бизнесмен, владелец известной ювелирной фирмы "Дайамонд инкорпорейтед" Айзек Гобровски. Вероятно, старик до последних дней в душе надеялся, что его дочь Соня, оставшаяся в России, жива. Завещание предусматривало сохранение семейной фирмы в руках его сына - Роберта Гобровски, а значительная сумма в восемьсот тысяч долларов, помещенная в акции этой фирмы, делилась поровну между внуком Айзека Гобровски от его дочери Дины-Майклом Хоффом и оставшейся в России второй дочерью, Соней, либо, если ее нет в живых, ее наследниками.
В случае, если по истечении десяти лет с момента оглашения завещания Софья Исааковна Гобровская или ее наследники не предъявят свои права на причитающуюся долю наследства, эта сумма вместе с процентами должна быть перечислена Нью-йоркской синагоге на оказание помощи эмигрантам из России. Видимо, под конец жизни угрызения совести, вызванные воспоминаниями о многих обманутых им соотечественниках, изрядно докучали старому Айзеку.
- А когда истекают эти десять лет?
- Через три месяца.
- Вот уж, действительно, вовремя спохватился, - хмыкнул Алекс и уточнил: - А нет ли каких-нибудь дополнительных условий или ограничений для получения наследства?
- Нет, никаких дополнительных условий, - ответил сотрудник Инюрколлегии, с нескрываемым любопытством разглядывая человека, па которого, словно с неба, свалилось огромное, фантастическое богатство.
Не в силах сдержаться, он встал из-за стола, снова сел, зачем-то переложил с места на место документы и сказал подрагивающим от возбуждения голосом:
- Вы, наверное, не совсем хорошо уяснили суть того, что я вам зачитал. Вы унаследовали очень, очень большие деньги. Учитывая выросшие за эти десять лет сложные проценты, даже после выплаты налога на наследство, вам останется около шестисот тысяч долларов - это чуть ли не четыреста тысяч в советских рублях. Почти полмиллиона! Боюсь, что вы просто не можете представить себе всей громадности этой суммы.
Алекс посмотрел на расширенные от восторга глаза немолодого чиновника, на выступившие на его лысине бисеринки пота и, не скрывая насмешки в голосе, сказал:
- Да, полмиллиона рублей действительно трудно себе представить, особенно, как подумаешь, сколько замечательных вещей можно купить за эти деньги в наших магазинах - просто голова кругом идет.
Лицо пожилого чиновника вспыхнуло от гнева. Он опустил глаза в свои бумаги и сухо сказал:
- Нам нужны нотариально заверенные копии вот этих документов. Когда все необходимые материалы будут подготовлены, мы пригласим вас сюда открыткой. До свиданья.
- Всего доброго, - ответил Крайнов и, не удержавшись, добавил, - не знаю, как и благодарить вас за то, что раскрыли мне глаза.
Он постоял, не дождался ответа и вышел из кабинета, недобро усмехаясь. "Полмиллиона в рублях, - передразнил про себя Алекс чиновника и сплюнул от злости. - Кретин. На черта они нужны здесь, эти полмиллиона, если их не на что потратить".
Он шел вниз по улице Горького и зло расталкивал плечами прохожих. Выехать в Штаты, теперь, конечно, не дадут. От такого куска, как шестьсот тысяч долларов государство не откажется, это ясно. Нужно срочно искать выход: осталось всего три месяца. Получив в Инюрколлегии телефон душеприказчика Айзека Гобровски, Алекс позвонил в Нью-Йорк и узнал, как связаться со своим кузеном. Выяснилось, что тот живет в пригороде Нью-Йорка и зовут его Майкл Хофф. Заказывая разговор с ним, Алекс волновался. Необычность ситуации - достаточный повод для волнения. Резкий телефонный звонок ударил по напряженным нервам. Крайнов, глубоко вздохнув, не спеша протянул руку к телефону. Мужской голос в трубке взволнованно спросил по английски: