Сейчас столько генералов по разную сторону баррикад. Кто это — Григоренко? Меня спрашивают, а я отвечаю: боевой генерал, который привел к власти нынешнего президента России. Без оружия и стрельбы, со свечой в руке. Кому не нравится нынешний президент, могу сказать, что конкретный выбор от генерала не зависел, президент пришел к власти уже после смерти Григоренко в 1987 году.
Вечер несколько раз откладывали, ждали Зинаиду Михайловну — жену. Она теперь живет в Нью-Йорке, одна, в преклонном возрасте.
Она звонила, очень хотела прилететь, но — занемогла, сломала руку.
В итоге помянули без нее. На Герцена, в Доме писателей.
Мятежное поколение — те, кто не был убит советской властью, кто не умер, не уехал за границу, собрались на этом вечере.
Фамилии многих людей в зале я знаю по западным, «вражеским» радиоголосам 60-х, 70-х, 80-х годов. Наверное, оттого, что передачи нещадно глушились, трудно было что-то уловить, а каждый день мы воочию видели других, накрахмаленных дикторов и популярных героев, те события казались почти нереальными, происходящими где-то за тридевять земель. Но вот эти люди рядом. Мальва Ланда — две судимости, два срока. Второй раз не могли подобрать статью закона, дом ее сожгли и судили за… самоподжог. Валерий Абрамкин — две судимости, два срока. В тюремной камере ему «привили» туберкулез. Генрих Алтунян. Его взяли в Харькове. Две судимости. Два срока. Татьяна Великанова отбывала срок, затем ссылку. Владимир Гершуни — легенда правозащитного движения. Раньше всех сел, позже всех вышел — в конце восьмидесятых. Делил нары и с Солженицыным в лагере, и с Григоренко в психушке — случай редкий.
На Голгофу шли семьями. Лариса Богораз — она тоже здесь, в зале — свои сроки отбыла. (В августе 1968 года после оккупации Праги советскими войсками она вышла с друзьями протестовать на Красную площадь). Первый ее муж — поэт Юлий Даниэль — был осужден вместе с Синявским. Советская власть травила и затравила его. Остался сын. Второй муж — Анатолий Марченко объявил голодовку в тюрьме и в декабре 1986-го погиб. Остался сын.
Мятежное поколение. Сколько собралось их в зале — человек, может быть, сто пятьдесят, ну, двести. Немного, конечно. Зато все — свои. Если перемножить на годы, которые они отсидели в тюрьмах и лагерях, этот зал потянет на тысячелетие.
Я хочу воспроизвести этот вечер. Лишь разобью выступления на части согласно временным вехам.
Погас свет — с этого началось. В темноте, в глубине сцены, выхваченный диапроектором — портрет Григоренко в генеральской форме, при наградах. Звучит голос покойного барда Александра Галича, слова посвящения и песни пробиваются с шорохом и потрескиванием, словно из-под земли.
«Горестная ода счастливому человеку».
Посвящается Петру Григорьевичу Григоренко.
Когда хлестали молнии в ковчег,
Воскликнул Ной, предупреждая страхи:
«Не бойтесь, я счастливый человек,
Я человек, родившийся в рубахе!»
Родившийся в рубахе человек!
Мудрейшие, почтеннейшие лица
С тех самых пор уже который век
Напрасно ищут этого счастливца.
А я гляжу в окно на грязный снег,
На очередь к табачному киоску
И вижу, как счастливый человек
Стоит и разминает папироску».
Конечно — счастливый: прошел Халхин-Гол, Отечественную, и ранен был, и контужен, и в окружении бывал, а жив.
Погибнуть не только мог, но и должен был — в самом конце войны. Поздно ночью он вернулся на КП и крепко заснул. Рассвет только занимался, когда его словно кто-то толкнул в бок. Такого за всю войну не было, его всегда будили. Он отправился в глубину двора, в туалет. И в этот момент услышал грохот. Когда вернулся, увидел дыру в стене, угол, в котором стояла его кровать, разворочен взрывом.
Ни до, ни после не было ни выстрелов, ни взрывов, это был единственный.
— Это Бог вас спас! — сказал стоявший рядом офицер.
«И я тоже поверил в руку Провидения», — пишет Григоренко в воспоминаниях[4]*.
Уже после войны, 12 мая 1945 года, в Чехословакии, он, соскочив с «виллиса», взбежал на откос и столкнулся… с немецкой самоходкой. Та, с тридцати метров, в упор выстрелила в него, но за долю секунды перед этим младший лейтенант-артиллерист успел сбросить полковника Григоренко в обрыв.
Действительно, в рубахе родился.
Шорох, потрескивание, подземельные гитарные аккорды:
«И сух был хлеб его, и прост ночлег!
4
«В подполье можно встретить только крыс…» Издательство «Детинец», Нью-Йорк, 1981 г. В России книга до сих пор не издана.