Но все народы перед ним — во прахе.
Вот он стоит — счастливый человек.
Родившийся в смирительной рубахе!».
Я разглядываю генеральский портрет в глубине сцены. И вы, читатель, взгляните на него. Так не вяжутся строгая форма и ироничная улыбка. В эту пору генерал уже был разжалован в солдаты, уже отсидел несколько лет в психушках, он ждал ареста и поэтому генеральскую форму прятал у друзей, награды — у других друзей. Однажды они заставили его надеть все это — чтобы сфотографировать. Он упорствовал, но они убедили: «Для истории».
Этот снимок, где Петр Григорьевич Григоренко — при полном параде, оказался единственным.
Ведущий Борис Альтшулер, один из правозащитников, предложил регламент выступления — 10 минут.
Полковник Михаил Михайлович Полухин, сотрудник кафедры академии Фрунзе:
— Петр Григорьевич Григоренко руководил недавно созданной кафедрой управления войсками. Он занимался вопросами кибернетики, автоматизации управления войсками. И сейчас — прошло более 30 лет, а кафедра работает в этом направлении. При всей своей решительности он ни разу ни на кого не повысил голос. Он умел сплотить людей, у него был, теперь это редкость, индивидуальный подход буквально к каждому человеку. При нем в офицерском клубе академии устраивались семейные вечера, Петр Григорьевич был очень компанейским человеком.
Он боролся за кибернетику в период ее поношения.
Из письма генерала Григоренко профессору Лунцу, психиатру, сыгравшему вместе с коллегами роковую роль в судьбе Петра Григорьевича:
«Министр обороны, Маршал Советского Союза Малиновский Р. Я. оценивает мою борьбу за внедрение кибернетических методов как научный, гражданский и партийный подвиг. Работе кафедры создаются до невероятия благоприятные условия. По сути. Министр дает мне право на свободный доступ к нему в любое время. Мне дают возможность подобрать блестящий научный коллектив. Для научной работы отпускаются практически неограниченные средства. У нас учатся работники Генерального штаба (проходят сборы), работники штабов округов и армий.
О чем еще можно мечтать ученому?! Тем более, что и материальное положение его высокое, и принадлежит он к военной элите — генерал. Единственная забота — научная работа и обучение».[5]**
Густой голос, армейская решительность, воля и — домашние, «внеуставные» отношения с подчиненными. Убежденность коммуниста-ленинца и — полное отсутствие жизненных реалий, житейская наивность.
Сергей Адамович Ковалев:
— Григоренко хотел взять к себе на кафедру офицера, кажется, это был какой-то математик. И вот его приглашают в отдел кадров и говорят: «Понимаете, Петр Григорьевич, все хорошо, но вот пятый пункт подводит». Генерал Григоренко говорит: «Какой пятый пункт?» — «Да вот… ну… он еврей же». И тогда генерал, начальник кафедры, человек немолодой, учиняет буквально скандал. Он говорит о Конституции, он называет всякие законы. Потом этого начальника отдела кадров вызвал то ли начальник академии, то ли его заместитель: «Ну что ты, с ума сошел? Ты с кем вообще говоришь о всяких пятых пунктах? Ведь это же Григоренко! Ты что, не знаешь, что он такой вот, он всем законам верит, он же к ним серьезно относится.
Удивительно, что этот человек сделал такую военную карьеру, и совсем неудивительно, что он кончил так, как кончил.
1961 год. Разгул диктатуры Хрущева. Роковое выступление на конференции Ленинского района Москвы. Из воспоминаний Григоренко:
«Я поднялся и пошел. Я себя не чувствовал. Такое, вероятно, происходит с идущим на казнь. Во всяком случае, это было страшно. Но это был и мой звездный час. До самой трибуны дошел я сосредоточенный лишь на том, чтобы дойти. Заговорил, никого и ничего не видя.
— …Усилить демократизацию выборов и широкую сменяемость. Необходимо прямо записать в программу — о борьбе с карьеризмом, беспринципностью в партии, взяточничеством. Если коммунист на любом руководящем посту культивирует бюрократизм, волокиту, угодничество, он должен отстраняться от должности, направляться на работу, связанную с физическим трудом…»
Генерал Григоренко открыто заявил о том, о чем знала вся страна, но никто не решался вымолвить вслух — говоря о Сталине, сказал о Хрущеве:
«— Все ли сейчас делается, чтобы культ личности не повторился?»
Маршал Бирюзов из президиума пытался лишить его слова. «Весь зал затих. В шоковом состоянии был и президиум. Я увидел, как секретарь ЦК Пономарев наклонился к Гришанову и что-то зашептал. Тот подобострастно закивал и бегом и помчался к трибуне».
5
Письмо хранится в стационарной истории болезни 4337/69 Института судебной психиатрии им. Сербского.