─ Нет! Нет, Сэм, уходи! Сэм, пожалуйста! ─ она плачет. Сэм встает перед ними, колеблется недолго, но не уходит.
─ Отпустите маму! ─ говорит он. ─ Зачем она вам нужна?
─ Тебе еще рано знать, ─ усмехнувшись отвечает С Топором.
─ Уходи отсюда по добру по здорову, как сказала мама. ─ говорит С Бутылкой. Он перестал щупать маму, и смотрит на него оценивающе. Сэм понял, что он думает о том, насколько этот мальчишка для них опасен.
─ Я никуда не пойду без мамы! ─ кричит Сэм, чтобы С Бутылкой понял, что он не готов так просто сдаться. ─ Без мамы я отсюда не уйду!
С Топором хочет толкнуть его, и Сэм пытается укусить его за руку. У него не получается. С Топором резко убирает руку, и вместо нее вытягивает другую ─ ту, в которой топор.
Сэм не успевает ничего понять. Не успевает даже закричать. Мужчина махает топором прямо перед ним. Ему кажется, что он успел вовремя отпрыгнуть, но живот охватывает странное тепло. Он чувствует, что теряет часть себя, будто бы что-то, что раньше было внутри него выпадает, оставляя в том месте неприятную пустоту. У Сэма кружится голова, он падает на спина, а к горлу подступает неприятная на вкус жидкость. Она теплая. Она заполняет его рот, и он пытается кашляет, но у него не получается. Он хочет заплакать, но вздохнуть уже не представляется возможным. Он успевает понять, что ему больно. Очень-очень-очень больно. Он закатывает глаза и видит звезды. И эти звезды постепенно растворяются в темноте ночного неба.
24 июля 2016
Маркус (или Сэм) очнулся, словно бы от долгого сна. Только вот то, что он видел, уж точно не было всего лишь сном. Его охватила паника. Он упал на песок, и закричал. Закричал совсем не по-мужски. Где он? Что с ним? Черт возьми, да кто он вообще такой. Еще секунду назад он был маленьким мальчиком. В нем и сейчас осталась уверенность, что его зовут Сэм, но ее постепенно вытесняет знание того, что на самом деле он Маркус. Он Маркус, и на самом деле прошло вовсе не пять лет с того момента, как он провалился в призрака или призрак провалился в него. Прошла лишь пара секунд.
Но паника взяла верх над его сознанием. Нет! Секунду назад он был не рядом с призраком мальчика, чью жизнь только что прожил. Секунду назад он лежал на этом же пляже, и терял сознание, смотря на звезды. Он терял себя, терял жизнь не в силах смириться с тем, что не защитил маму. Он умирал, продолжая твердить, что без мамы он никуда не уйдет.
Маркус (еще не вполне уверенный в том, что его зовут так) огляделся. Звезды на небе теперь светились ярче, а небо резко оказалось темнее. Да и песок был ближе к морю. Да, вода оказалась дальше от скал, от подъема-спуска, возле которого у дороги он оставил свою… свою машину.
Но у тебя же нет у него никакой машины! Был только один грузовичок, но мама его раздавила, и больше папа машинок ему не дарил. У Маркуса (Сэма) кружилась голова. Это огромное неуклюжее тело было не тем, к которому он привык. Длинные массивные руки просто не могли ему принадлежать. Он чувствовал себя так, будто залез в кабину танка, и не знает как им управлять.
Он попытался подняться, но тут же упал. Его вырвало. И это было лишь начало. В этот раз до моря он не добежал. (Не был уверен, что вообще еще когда-нибудь сможет бегать.) Стошнило прямо на песок. Лишь спустя пару минут он постепенно начал приходить в себя. Сердце так быстро стучало, что он боялся, что оно разорвется. Желудок скручивало снова и снова, мысли постоянно путались, потому что в нем конкурировали два «я»: пятилетний мальчик и тридцатилетний мужчина.
Это не просто описать, потому что никто ─ теперь он был в этом уверен ─ никто, никогда такого не чувствовал. Нет, ему не казалось, что между моментом, когда он коснулся Сэма, и моментом, когда он очнулся после секундного транса, пролегает пятилетняя пропасть. Но он определенно был когда-то тем мальчиком, который по ночам засовывал в рот вместо пальца угол подушки. (Бекка, которая там, в той жизни была для него мамой, постоянно ругала его за то, что вся подушка у него искусана.) Который еще в младенчестве постоянно пытался выпрыгнуть из коляски, во время прогулок на улице. Который разбрасывал по дому игрушки, что впоследствии оборачивалось для его мамы ужасной болью, если не настоящей травмой.
Он не чувствовал с Сэмом кровного родства, потому, что после такого они стали гораздо ближе. Ближе чем любые братья и сестры, ведь он был им. Он был Сэмом. Маркус понимал его лучше, чем кто-либо может понимать кого-либо, кроме самого себя.
Призрак исчез, он понятия не имел куда. Возможно, провалился, как и Маркус, а может, в каком-то смысле стал частью его. Это звучало настолько безумно, что Маркус мог в это поверить: призрак маленького мальчика навечно заключен в его теле, навечно стал частью его души. Однако никого чужого внутри себя он не чувствовал. Разветвление его собственной личности ─ может быть. Но чтобы душа другого человека ─ вряд ли.