Одно лишь Маркус знал точно: на пляже Сэм больше не появится.
Он еще не пришел в себя полностью, когда поднялся к дороге, и откинулся на спинку кресла в машине. Воспоминания о настоящей его жизни возвращались постепенно. От ключевых и действительно важных, до более мелких и незначительных.
Теперь в его памяти понадобилось больше места, потому что туда пришлось впихнуть так же все воспоминания мальчика. Благо тот прожил всего пять лет. Едва Маркус об этом подумал, как его пробрал смех. Он смеялся и смеялся, пока из глаз не покатились слезы, а закончив, пришел в ужас от того, насколько чужим ему самому показался этот смех. Осталось только списать это на то, что он еще не привык к голосу Маркуса, ведь до сих пор помнил голос Сэма, звучащий в его устах.
В таком состоянии он не решился вести машину. Его тошнило, когда он взбирался на холм: на таких длинных ногах он ходить было до нелепости необычно. А что будет, когда он сядет за руль, Маркус боялся даже предположить. Он подумал, что как-нибудь выспится и здесь. Если, конечно, сможет заснуть.
В голову пришла интересная мысль. Он понял, что если человек перед смертью действительно видит в быстрой прокрутке каждый момент своей жизни, то он, быть может, увидел то же, что перед смертью видел сам Сэм. А потом он подумал, что если бы сам Сэм видел нечто подобное перед смертью, Маркус бы и это увидел, проживая его жизнь. «Круг замкнулся», ─ подумал он, и чуть снова не рассмеялся.
Сейчас он был не в силах анализировать увиденное, но был уверен, что еще очень долго будет об этом думать. Завтра. Послезавтра. Всю следующую неделю. А возможно, всю оставшуюся жизнь.
25 июля 2016
Он проснулся, и чувствовал себя так, будто не спал вовсе. И дело не в отсутствии утренней сонности, а в том, что между вчерашним и сегодняшним не было ровным счетом ничего. Воспоминания о прошлом дне не всплывали постепенно, как это обычно бывает, когда с тобой происходит уж слишком много за один вечер, а остались лежать на своем месте. Он даже не помнил, как заснул или до какого момента бодрствовал. Все дело в том, что Маркус просто не мог уснуть. Он знал, что не мог. Не был способен.
А ведь люди ровным счетом ничего не знают о том, что значит «отключился». Они используют это выражения, не задумываясь о реальном его предназначении. «Отключился» ─ это не просто быстро заснул. Это когда ты просыпаешься, и понимаешь, что еще секунду назад была ночь, а теперь уже день.
Маркус не засыпал. Он именно что отключился, как это бывает с компьютером, если тот слишком сильно перегревается. Ни о каких снах и речи идти не может, потому что он не поспал, а совершил прыжок вперед во времени.
Маркус не знал, вернулись, ли уже прежние рефлексы, и решил, прежде чем заводить машину, выйти и пройтись немного. Хотя одно то, что его не теснило его собственное тело, уже о чем-то говорило. Ноги подчинились ─ это хорошо. Его слегка пошатывало из стороны в сторону, а по спине пробежал холодок, но со своими конечностями он вполне справлялся. Реально мешал только живот, который ему будто хотелось куда-нибудь деть. Подобное испытываешь, когда понимаешь, что старая футболка тебе мала, так что для него это было не в новинку, и, если кара за содеянное ограничится этим, он вполне мог посчитать, что легко отделался.
Да, мальчика трогать не стоило. Он и сейчас не понимал, что его заставило. Какой-то резкий импульс лишь отдаленно напоминающий тот, что заставляет мужчин идти на импульсивные поцелуи в конце хорошего свидания. Он чуял, что совершил нечто плохое. Нечто противоестественное. Стер своим мерзким поступком грань между человеком и призраком, а за такое Небесный Суд назначает высшую меру.
Он вновь сел в машину, и обхватил себя за плечи. К рулю он пока даже не прикасался. Не знал, сколько прошло времени, пока он так сидел, но машин, проехавших мимо, Маркус насчитал около пяти. Ох знали бы они, что только со мной произошло. Он пришел к выводу, что стоит отсюда сваливать, потому что горячий душ и теплая мягкая кровать сейчас ему были просто необходимы.
Маркус ни в чем не винил Бекку. Разве только в том, что она не ушла с пляжа сразу же, когда почуяла угрозу. А она ее точно почуяла, услышав тот смех. Сейчас, смотря на ситуацию глазами взрослого человека, а не маленького ребенка, он все понимал куда лучше. Мужчины напугали ее, и Бекка хотела уйти, но они ее заметили, и решительность вмиг исчезла? Почему? Может, из-за той наглости и властности, которую она унаследовала у матери, желания контролировать ситуацию; Бекка подумала, что если откажется от прогулки по пляжу из-за этих отбросов, то проявит слабость и решила: лучшая защита ─ нападение. А может, дело в том чувстве, которое Маркусу было известно куда лучше: нежелание поддаваться предрассудкам. Он знал, каково это боятся, что люди увидят, что ты судишь их по обложке. Однако первая версия на Бекку, которую он знал больше похожа.