─ Прости, я не хотела…
─ Заткнись!
Она залилась слезами. Роберт вышел из подвала. И в этот раз он закрыл его на ключ, поднялся наверх по лестнице, прошел через коридор, и вышел из дома. Ему нужна веревка, причем потолще. И завязать ее надо будет так туго, как сил хватит. Он открыл сарай, включил свет, осмотрелся. Его взгляд вдруг пал на лопату, но, так и не поняв, чем она привлекла его внимание, Роберт переключился на ящик с инструментами. Подошел к столу, начал разгребать вещи. Еще на поверхности он нашел ножницы для газона, но присмотрелся к ним только тогда, когда понял, что веревки в ящике нет. На лезвиях виднелась засохшая кровь, которую он поначалу принял за ржавчину. Неужели именно этим он отрезал Миа палец? Роберта пробрала дрожь, так натурально предстала перед ним эта картина.
Он склоняется над ней, привязывая руку к трубе так, чтобы все пальцы с нее свисали, а женщина в это время бьется в истерике, но ничего не может поделать.
─ Согласись, Миа, ты повела себя крайне неуважительно, ─ говорит он.
─ Я была не права… Но я исправлюсь честно! ─ говорит она в слезах.
─ Ты же понимаешь, что я не могу оставить твою дерзость безнаказанной, ─ сочуственно произносит Роберт.
─ Нееееет! ─ вопит женщина, когда он игриво склоняет лезвия у нее над пальцами, проводит тупым краешком по указательному, среднему, безымянному и останавливается на мизинце.
Роберт хихикает, а потом, продолжая заигрывать, сужает лезвия возле ее пальца. Так резко, что она уже не сомневалась: пора прощаться с мизинцем. Но все же останавливается.
─ Нет! Пожалуйста! Нет! Пожалуйста! Пожалуйстанет! Нетпожалуйста ненадо! ─ На последнем слове она уже задыхается от плача. Но Роберту все это нравится. Он воспринимает все, словно игру. И, черт побери, как же ему хочется резко нажать на ручки ножниц. Отрезать ее мерзкий вонючий палец.
─ Знаешь, что, Миа? ─ говорит он вдруг.
─ Что?
─ Я думаю, что могу простить тебя на этот… ─ Но не успевает он договорить фразу, как его руки, будто сами по себе сжимают ручки ножниц. Раздался приятный хруст.
Его лицо исказила жуткая гримаса удовольствия, а женщина все кричала и кричала. И все утонуло в этом крике. Роберт утонул в этом крике. Крике, что наполнял его кровь адреналином, а душу странным теплом.
─ Нет! Нет! Нет! ─ продолжала вопить Миа, как будто отказываясь принимать тот факт, что у нее больше нет пальца.
Он нашел-таки веревку в углу под столом, и вернулся в дом. Голова кружилась. Вновь возникло ощущение схожее с тем, что он почувствовал пару дней назад, но теперь оно приобрело новый оттенок. Сейчас он свяжет эту женщину, а потом запрет в подвале на ключ. И худшее здесь заключалось в том, что теперь все это делает ни какой-то «плохой» Роберт, таящийся глубоко в его подсознании, просыпающийся тогда, когда засыпает он сам. Теперь Роберт сознательно идет на то, чего хороший парень бы не сделал. И может, было бы все не так плохо, если бы хотя бы на одной из двенадцати ступеней он замер и подумал бы: «Господи, что я творю!» Но Роберт не остановился ни на миг.
Женщина не сопротивлялась, и не умоляла. Она только тихо всхлипывала, когда он завязывал веревку в узел так туго, что мертвенно бледные пальцы Миа налились кровью. Роберт подумал, не начнется ли у нее гангрена от проблем с кровотоком, но все равно не остановился. Он привязал руку к трубе тыльной стороной ладони, так чтобы оставшиеся четыре пальцы свисали с другой стороны.
Пусть помнит, ─ решил он, ─ что оставшиеся четыре пальца тоже можно отсечь.
9
Действительно жуткие кошмары мучили Роберта этой ночью. Он сидел в том самом подвале, что и Миа, привязанный веревками к трубам. Бренда мучила его разными способами изо дня в день, и, вместо того, чтобы иссохнуть от рака, все больше расцветала. Она била его, царапала ногтями лицо Роберта, морила голодом. Однажды жена ударила его каблуком в глаз, и хотела уже уйти, но Роберт каким-то чудом выхватил ножницы для газона и отсек ей мизинец. Бренда лишь озадаченно посмотрела на обрубок, пока из него хлестала кровь, а потом сказала:
─ Видимо, нам уже не спасти наш брак. ─ И она ушла, оставив на полу лужу крови.
Лужа была очень далеко от Роберта, а веревки крепко его держали, но он перекатывался и менял позы, пока не смог подобраться к ней достаточно близко. (Удивительно, как ему удалось преодолеть почти два метра, будучи привязанным к трубам). Он склонился над лужей и начал слизывать кровь.