Прошлым вечером Роберт, как и всегда, поднялся к себе в спальню и лег в постель, абсолютно уверенный в том, что уснуть ему не удастся. Но он уснул. И, пожалуй, эта ночь была самым жутким марафоном ночных кошмаров, которые у него когда-либо были.
Но хуже всего было даже не это. А то, что у него случился очередной провал. Проснулся он на диване внизу, и сразу почувствовал, что это произошло. Не потому, что он оказался на первом этаже и не потому что во рту Роберт чувствовал привкус крови. Он снова упустил какой-то отрезок времени. Это как идти по улице спокойной походкой, и вдруг сделать шаг втрое больше обычного.
Кровь во рту была не его. Это он понял сразу. Оставалось только надеяться, что он не отхватил Миа зубами очередной палец.
Он поднялся с дивана и пошатнулся, как с похмелья, хотя был уверен, что не пил. Не пил, ведь так? Роберт прошел на кухню, заглянул в холодильник, и убедился, что все банки стоят на своих местах. Что ж, это уже неплохо.
Настало время проведать Миа. И он решил, что в этот раз прихватит с собой яичницу с беконом. Может, в качестве извинений за ночное недоразумение, может, просто чтобы потянуть время. Предстоящая встреча с женщиной его не радовала.
Он не испытывал угрызений совести из-за того, что сковал ее вчера так, что у нее наверняка затекло уже все тело, но Роберт вдруг подумал, что, возможно, надежда на адекватный диалог с Миа еще не потеряна. Эта уверенность мигом погасла, когда он вошел в комнату. Свет был включен, хотя вчера он оставлял его выключенным. Женщина, как и всегда, была в слезах, но ран стало больше. Он увидел у нее кровавые следы от укусов на лбу и щеке, и ему очень захотелось почистить зубы. Может, и не один раз.
Миа завопила, когда он появился в дверях. Она ничего не говорила, ничего не спрашивала, будто решила, что-то такое человечное, как обычный диалог, для него ничего не значит.
Желтая футболка Миа была растянута и порвана, изпод нее выглядывала одна плоская грудь с таким же укусом, как и прошлые, только этот, помимо прочего, казался похожим еще и на засос. Теперь Роберту хотелось в кровь истереть язык мочалкой.
─ Что… что он вчера сделал?
─ Это ты! Ты это сделал! ─ воскликнула она, содрогнувшись в рыданиях. Слез на ее щеках больше не было: видимо, все, что были, вышли.
Он снова осмотрел ее с ног до головы. На подбородке появился новый синяк. Роберт был абсолютно уверен, что ударил ее ногой, когда та бросила ему что-то слишком дерзкое. Это ты! Ты это сделал! Роберт присел на одно колено возле Миа, от чего та шумно выдохнула и вжалась в стену. Аккуратно поднял ее футболку, прикрыв сосок. Хотел, чтобы она увидела, как ему ее жаль, но женщина смотрела на него, как на бомбу замедленого действия.
─ Я… принес тебе, ─ произнес он, поставив перед Миа тарелку с яичницей.
Она скривилась так, что неясно было, что выражает ее лицо: боязнь, омерзение или презрение. Роберт поднял тарелку прямо перед ее носом и сказал:
─ Поешь. ─ Он видел, как аппетитный запах сводил ее с ума. Взял вилку, поднес край яичницы к ее губам.
─ Ты просто чудовище! ─ сказала она и с жадностью набросилась на еду. Он уже даже не поспевал помогать ей вилкой, когда Миа начала есть все прямо с тарелки. Не прошло и полминуты, а она уже слизывала остатки желтка. Кусочки белка и желтые пятна остались у нее на носу, подбородке, щеках и даже над глазом.
Миа вылизывала тарелку, пока та не стала идеально чистой, а потом посмотрела на Роберта с безмолвной ненавистью. Она явно думала, что этот жест призван лишь ослабить ее бдительность. Роберт надеялся, что она спросит «Зачем ты все это делаешь?» или «Что все это значит?», но она только молчала. Миа больше не считала его человеком.
─ Как… он… я… это сделал?
Она посмотрела на него исподлобья, словно бы говоря: «Эта яичница того не стоила».
─ Неужели ты и так не видишь? Хорошо! Если тебе интересно, ты или второй «ты» ─ тебе, должно быть, виднее, ─ спустился сюда и поначалу вел себя, как обычно. Как ты… сейчас. ─ По голосу ее стало ясно: более Миа не верит, что есть плохой и хороший Роберт, считает, что все это была лишь исскусная игра. ─ Спрашивал, не хочу ли я есть, не жмут ли мне веревки. И я… попросила его… тебя… отпустить меня. Я умоляла… отпустить. Тут ты ударил меня коленом по подбородку так, что в ушах зазвенело, а потом начал… начал поглаживать, говорить так… м-м… приторно…
Он отлично мог представить себе такую картину. Черт, да и представил. Сразу же, как вошел сюда. Милая моя лапочка. Неужели ты никак не можешь понять, что я не смогу отпустить тебя так просто? Я НИКОГДА НЕ СМОГУ ТЕБЯ ОТПУСТИТЬ! Потому, что ты моя. Отныне и навсегда. Ну чего ты! Не плачь, не плачь! Папочка тебя утешит. Его снова начало тошнить, но он вновь сдержался.