Я прятал лишенную возможности двигаться собаку, как мог. Часто убегал из дома, отлынивая от возложенной на меня работы, навлекая на себя гнев родителей, чтобы приносить еду и всячески заботиться о псе, которому я даже дал имя, спустя пару дней. До этого я даже не пытался его как-либо называть, но постепенно, кажется, проникся симпатией к этому созданию, начав первое время просто называть его то Дружком, то Красавцем. Даже, кажется, начал забывать про моих любимых овец. Когда с полей доносилось их блеяние, то уши динго в момент улавливали их, а мордашка устремлялась на двери, но видя мой суровый взгляд, он успокаивался. Никто из взрослых и детей не подозревал, что в одном из многочисленных амбаров поскуливал измотанный динго.
Друзьям я сказал, что убил его тогда, но дотащить не было сил. Возвращаться на поиски они не хотели, так что быстро забыли о мертвом животном.
Меньше чем за неделю мой динго встал на ноги, боже, прошло всего ничего, но я так полюбил этого пса. Особенно за глаза, что смотрели на меня без опаски, хоть я и понимал, что он может напасть, если увидит во мне врага, который довел его до такого состояния. Он мог убежать, так как иногда я держал дверь приоткрытой, чтобы в случае нападения сбежать (после я просто стал забывать о том, что она открыта, так как сюда почти никто не заходил). Но пес не убегал, а, напротив, спокойно сидел и смотрел на меня маленькими бусинками глаз, внимательно изучая, скользя взглядом по моему лицу.
Однажды мы сидели неподвижно несколько часов подряд, смотря друг другу в глаза, будто мысленно общаясь. Вдруг он медленно поднялся и неуверенно начал приближаться маленькими осторожными шажками. Меня обдало жаром, мышцы напряглись, а рука машинально начала искать оружие, но я даже не думал брать с собой ничего опасного, так как всецело верил в беззлобность моего нового друга. Так и вышло, что пес лишь обнюхал меня и спустя пару минут вернулся на место, делая вид, что устал и ложиться спать, а на самом деле украдкой посматривал на меня. Это было весьма смешно, так как я все это замечал, даже время от времени не мог сдержать смех. Удивительно, я смог подружиться с дикой собакой. Возможно, что рано или поздно, убедившись в безопасности, я покажу ее родителям. А ведь это девочка, наверное, она понравится им.
Как только солнце показало свою макушку, я вновь исчез из дома, отлынивая от своих обязанностей. Родители хотели уже запирать меня на замок, но я, смеясь и отшучиваясь, избегал вполне реального, как мне казалось, наказания. Я побежал в ангар, где как обычно обнаружил динго, но… он был не один. Рядом с разъяренной, лающей собакой стоял крупный мужчина, держащий в занесенной для удара руке нечто вроде металлической трубы. Штанина его была порвана и пропитана кровью. Я увидел на его ноге не глубокий укус. Мужчина, завидев меня, начал кричать мне задыхающимся басовым голосом: «;Здесь опасный зверь, позови взрослых, мальчик! Не подходи, я разберусь с ним!»; А я кричал в ответ, чтобы он перестал, чтобы уходил. Но он слышал только себя, смотря на разъяренную бестию, готовясь к атаке. Морда динго была в крови, но кровь была не его. Кажется, что все, включая меня, потеряли рассудок, так как под размашистые удары человека я нырнул движимый далеко не разумом, а желанием спасти динго. Мужчина не успел остановить страшный удар, который, к сожалению, пришелся мне по спине, отчего я не смог устоять на ногах и рухнул, балансируя меж реальностью и потерей сознания. Картинка перед глазами медленно поплыла. Я увидел, как мой прирученный зверь будто срывается с цепи, сбивая человека и, как подобает охотнику, вгрызается ему в шею. Я, собравшись с силами, бросаюсь ему на помощь, одной рукой стирая вырывающиеся наружу слезы, а другой рукой пытаясь дотянуться до загривка динго. Но только я коснулся его, как мою руку будто сжало капканом. Хватка ослаблялась, а потом и вовсе перестала ощущаться, но из свежей раны начала выступать кровь. Отскакивая к стене, я начинаю терять сознание…
За практически непроницаемой пеленой, я уловил смутный, сгорбленный силуэт, который, как мне показалось, коснулся моего лица шершавым языком, оставляя приятный влажный след. Может быть, мне просто показалось, так как дальше я просто провалился в беспамятство…
Дети, чьи щеки уже перестали излучать румянец, со слезами в глазах спросят меня о том, что было дальше. Я выдержу долгую многоговорящую паузу, а после, сдерживая подступающие от взгляда на эти плачущие комочки слезы, расскажу как спустя целый день, очнувшись у себя дома, буду рассказывать родителям о том, что произошло в тот проклятый день.
Расскажу, как я пытался оправдать дикую собаку, что смог приручить и полюбить, как не любил других животных. В моей истории убийцей буду я, а не пес, будто это я вцепился в шею человека зубами и когтями. Как умолял отца и старост, чтобы вслед за динго никого не отправляли. Как выслушивал упреки за то, что прятал хищное дикое животное, в которых слово наивность фигурировала чаще, чем позволено фигурировать слову в разговоре. Расскажу, как после меня, залитого слезами, твердящего, что это собака была хорошей, пытались успокоить и обласкать. Тогда меня научили одному из самых главных уроков – нельзя взывать к человеческим чувствам того, в ком течет кровь хищного животного. Я не скажу им только то, что с возрастом я понял, что к людям это правило относится не меньше, чем к миру животных…