– Все это очень напоминает навеянный колдунами кошмар, – рыкнула третья голова, но, кажется, что дракон уже запутался в собственных мыслях и догадках, что позволило воодушевленному ученому вновь напасть на Змей Горыныча с доказательствами, которые дракон практически не понимал.
– Ваши мысли не более чем набор программных кодов и команд, имитирующих примитивный интеллект, такой как ваш… вы, дракон, всего лишь программный сбой и никак иначе. Вероятно, компьютер по собственной инициативе наделил вас речью, даже некой базой знаний, но порань вас – кровь не потечет…
– Прогргр… Тьфу! … конечно не потечет! – запротестовал рассерженный Горыныч. – У меня кожа толще любого щита, прочней любой кольчуги! Идем, проверь, если хочешь – я не буду кусаться, честно, – но лукавая улыбка с оголенными клыками наводила на иные соображения по этому поводу.
Ученый посчитал, что объяснить дракону неспособность организма поддерживать все три мозга в одном теле одновременно – невозможно. Горыныч просто не понимает, что ему хотят разжевать:
– Вам будет это сложно понять, конечно. Как бы проще объяснить… итак, мы можем пойти другим путем – вот вы, змей, летать умеете?
– Умею, – буркнул дракон, опустив глаза, словно пристыженный вор, – но здесь помещение маленькое – не размашишься крыльями! А стену сломать не могу – это сон такой проклятый, кошмар навеянный, так бы улетел давно…
– Свесил крылья даже не попробовав! Очень жаль, но у тебя в любом случае это не выйдет. Понимаешь… сила размаха твоих крыльев и твоя масса – они несовместимы.
Ученый вошел в раж, очень развеселившись самой ситуацией, что ему показалась весьма абсурдной, по которой выходило, что он, кандидат физиологических наук, сейчас стоит и доказывает дракону его нереальность – вот так чего-чего, а этого Альберт Евгеньевич точно не ожидал испытать в своей научной карьере.
– Ты и сжечь здесь ничего не сможешь, если бы ты огонь прямо из глотки изрыгал, то спалил бы себе всю слизистую. Природа не могла создать такое несбалансированное существо, как дракон.
– Не смеши, человек, – осклабился Горыныч, – ты хочешь убедить меня в том, что я не умею делать то, что дано мне природой? Я этим огнем спалил больше людей, чем ты себе можешь представить! А глотка моя цела, не веришь – заходи, посмотришь, – с этими словами одна из его голов раскрыла огромную пасть, а другие зашлись гремящим хохотом.
На шум из кладовой вышел Подсобный Леонид Игнатьевич с барометром в руках. Он снова упрекнул коллегу, попросив все же держать себя в руках. В независимости от того, что им удалось добиться, работа была только начата, а ошибка так и не найдена. Он подошел к Сумятину:
– Все это весело, Альберт Евгеньевич, но, может, отключим уже это чудище (на это прозвище дракон скорчил рожу и, как показалось Подсобному, даже попросил не вешать на него ярлыки)? Машина нагревается, а энергии аккумулировалось достаточно для следующей попытки. Тем более нужно найти помеху. Машина работает – мы убедились. Проверим кабинет, а позже возьмемся за Владимира Ильича. Вы же не хотите, чтобы вместо самого Ленина мы воспроизвели очередного дракона?
Раздался звук, отдаленно напоминающий рык… только рык этот был словно разгневанный вулкан, что с минуты на минуту выплеснет столб раскаленной магмы в небо. Это был Горыныч, подслушивающий разговор двух «колдунов».
– Это кто еще такой, царь ваш?!
Альберт Евгеньевич оскорбился незнанием дракона:
– Это же надо, голубчик! – обратился он к великому змию. – Какой же он царь? Стыдно не знать героев своей Родины! Сам смотри, вон, плакат же весит, – он указал на противоположную стену, где красовался лик Владимира Ильича, а сам продолжил перечислять звания. – Лидер социалистического большевистского движения, основоположник марксизма-ленинизма, основатель СССР! – отрапортовал он.
– Так вот оно что… значит, лидер! Понятно по чьим указаниям действуете! Прислужники проклятые, какой, к чертям, Ленин, если это Кощей, мерзавец!
– Владимир Ильич Ленин! Русским языком написано! – насупился Сумятин.
– Да нет же, Кащей – вижу, что морда знакомая!
– Эй, Кащей, – закричала вторая голова, – хватит подглядывать, раскусили тебя, а ну выходи, поговорить нужно…
Эти слова пробили сквозную рану в сердцах обоих ученых. Но Альберт Евгеньевич, что был по нраву более пылким, чем его коллега, сорвался с места, выхватив из рук Подсобного плакат. Это уже выходило за все рамки! Ладно – царь, но назвать героя Родины злодеем и колдуном… назвать проклятым Кощеем?!
– Будешь знать, невежда клыкастая! – он подбежал к рубильнику и с силой опустил его вниз, обрубая питание машины, поддерживающее «жизнь» Горыныча…
Дверь тихонько приоткрылась, а в комнату проскользнуло сияющее личико немолодой женщины, что подрабатывала в лаборатории уборщицей. Она ойкнула, завидев двух запыхавшихся ученых, скачущих возле огромной машины, которую она, мягко говоря, побаивалась прочищать – время от времени машина могла громко пикнуть, загудеть или утробно зарычать. Женщина помахала им рукой:
– Здравствуйте, я и не думала, что тут еще кто-то есть! Я мышкой. Не обращайте внимания.
Она храбро двинулась вдоль машины (тут все-таки были мужчины) к задней стенке лаборатории, где на выдвинутом у стола стуле лежала небольшая женская сумочка. Она резко дернула лямочку сумки, опрокинув вместе с ней стул. На пол выкатилось множество мелких побрякушек и толстенькая книжка, которую она нежно отряхнула.
– Вот, внучке купила сказки наши народные на ночь почитать – уже вижу, как она радуется! Как же она Илюшу-то любит, уже в женихи грозится взять… эх. А вы, ученые, в сказки-то, наверное, не верите?
– Только в быль, Марь Ивана! – сказали ученые, еле сдерживая серьезное выражение лица.