Ближе к небу
Отрывки из писем
Ты не представляешь, дорогая, каким сокровищем стал для меня этот ключ от чердачной двери! Мы тогда жили с тобой в огромном доме-муравейнике, сером и безликом, словно выброшенная картонная коробка. Одинаковые стены, окна, двери. Всё обезличено, лишено индивидуальности. И ржавая пожарная лестница, ведущая наверх, утыкающаяся прямо в небеса.
И в те блаженные времена, когда мне казалось, что ничего особенного в моей жизни не случится, и она будет серой и скучной, как осенний дождь и утренний туман, я неожиданно обнаружил, что ключ от моей двери подходит к замку, ведущему на чердак. И, кажется, в тот же день я познакомился с тобой…
… твой день рожденье. Я попросил тебя надеть то самое красивое белоснежное платье, которое всегда казалось мне свадебным, но я никогда тебе этого раньше не говорил. Только сейчас осмелился написать.
Ты была такой… воздушной, золотисто-белой, с длинными русыми волосами и серыми глазами, которые, несмотря на то, что были цвета обезличенного серого неба, казались мне сияющими ярче брильянтов.
Я надел чёрный костюм с галстуком, который по неведомой мне причине очень тебе нравился: стального оттенка, тёмно-серый, с серебряным зажимом.
И я повёл тебя по загаженной лестнице вверх, где уже всё приготовил.
Щелчок ключа в массивной железной двери – и мы поднимаемся выше и выше.
Пока не оказываемся на длинной плоской крыше.
Только мы – и небеса.
Небольшой столик со скромным ужином, электрическим светильником на батарейках и маленький магнитофон.
Помнишь, как мы танцевали до самой ночи? И как ты подняла руку и сказала, что хочешь коснуться звёзд?
Мы их так никогда и не коснулись, но разве это важно?
Несмотря на прохладу – я вовремя догадался захватить и плед – мы устроились прямо на крыше и целовались, глядя то на звёзды, то на огни многочисленных реклам. Мы слушали тишину небес и звуки проезжавших внизу машин и людской шум – но всё это было внизу, слишком далеко, чтобы считаться чем-то важным и настоящим.
Для нас же небеса приготовили звёзды, луну и нирвану…
… да, мы часто приходили на крышу, пока ты не переехала. Я тоже вскоре получил хорошую работу – и уехал как можно дальше из этого однообразного города, где все дома, несмотря на их величину, казались близнецами, серыми и однообразными, словно яйца в одном лотке.
Когда я целовал тебя на прощанье, ты плакала. И даже твои родители не возражали, вежливо отвернувшись, хотя не слишком меня любили.
Ну, да, я никогда не тянул на роль перспективного жениха...
…я не хочу думать, что мы тоже были обычными, скучными, серыми и однотипными, как эти дома, города и другие люди.
Когда вышла твоя первая книга, я был так счастлив, ты не представляешь!
Словно возле моего окна всю ночь взрывали фейерверки. Ты оказалась другой, сильной, яркой, настоящей. И одновременно сказочной.
И ты всегда отвечаешь мои письма, и, надеюсь, мне это не кажется, что ты всегда между строк оставляешь мне надежду? Лазейку для возвращения?
Ты знаешь, что я вернусь. Я тоже это знаю…
Телеграмма: «Я прилечу первым самолётом. Держись! Только выживи, пожалуйста! Я буду молиться, чтобы тот водитель, который переехал тебя, когда ты возвращалась со своей первой же твоей автограф-сессии, счастливая и поэтому невнимательная, попал в ад, а для начала – в тюрьму. Я буду молиться, чтобы ты не умерла.
Я не верю в твою смерть.
Искусство – вечно».
…Корявые записи на полях книги: «Если ты умрёшь, я уйду за тобой. И мы вместе коснёмся звёзд, я тебе обещаю. Мы всегда будем вместе. Прости, что оставил тебя. Прости, что не последовал за тобой сразу, хотя ты ждала. Это так глупо… я надеялся сначала за пару лет заработать побольше денег, а потом приехать к тебе и попросить у родителей твоей руки. Знаешь, чтобы всё было официально… Я же не знал. Я сейчас лечу в самолёте и держу на коленях твою книгу. Извини, я не могу сейчас её читать, просто не способен. Я прочту её после… чтобы ни случилось, я обязательно её прочту».