«Вам не видать таких сражений!
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел».
Внутренний был преисполнен торжества и горделивого трепета. Бессмертные строки лермонтовского «Бородино» цитировались без всякого намека на иронию или сарказм. Видать, оружие шокировало его не меньше чем Андрея.
«Кто же хозяин клинка? За какие только геройства награждают подобным?!», - проносились восторженные мысли.
«Нынешний хозяин – гнусный антиквар, чтоб ему пусто было, - ехидно заметил Внутренний. - Имя прошедшего покрыто мраком».
И вдруг, словно опровергая его умничанье, шпага блеснула ярким светом. Может, солнечный луч преломился сквозь стекло витрины и осветил оружие, может что-то другое. Андрей не хотел размышлять и анализировать произошедшее. Он узрел чудо. Наверное, именно такое испытывали разные моисеи, иисусы и прочие мухамады, в миг, когда Бог посылал им откровение знаний.
На шпаге проступали буквы, поспешно складываясь в надпись. Подобно жадной змее, она обвивала полотно клинка и заканчивалась, хищно кусая рукоять.
Проныра-Внутренний первым понял содержание надписи. Запричитав и заухав как старый филин, он ждал реакции своего хозяина. Андрей же, не веря глазам, вновь и вновь перечитывал увиденное.
Отливавшая золотом надпись была невероятна, невозможна, фантастична. Этого не могло быть, но строки не исчезали, гордо провозглашая следующее:
«Графу А. Д. Вяземскому за храбрость и героизм. 1812год».
«Оружие предков», - только и смог выдавить юноша, ошалело крутя головой.
В сознание резко помутнело, а в тело впились мириады раскаленных иголочек. Стало жарко, спокойно и приятно, будто он вновь очутился в ласковых водах материнской утробы. Срочно захотелось плавать, чудачиться и резвиться. Ощущения походили на сон, но являлись самой настоящей явью.
2
— Что, нравиться шпажка? Чудо, как хороша! И получена, кстати, за дело! – пропел за спиной приятный голос, мгновенно выдернув графа из состояния близкой нирваны.
Андрей резко повернулся, узнав тот самый баритон.
Пред ним стоял, выставив ногу и поигрывая резной тростью, старичок-лоточник. Но как же он изменился! Затюканный пенсионер превратился в разряженного лондонского денди! Весь его вид: отливающий искрами белоснежный костюм, пронзенный алмазной иглой дорогущий галстук, трость красного дерева, зеркально начищенные туфли и прочие детали гардероба показывали не просто достаток, но немалое богатство. Какая там, в задницу, прибавка к пенсии!
Но все вещественно-материальные перемены не шли ни в какое сравнение с внутренним преображением. Где те тоскливые глаза? Где наполненные болью озера? На юношу смотрела всезнающая и бесконечная мудрость. Старик улыбался: немного насмешливо, немного сочувствующе. Интонации были искренни и не замутнены посторонней гадостью. Так могут смотреть только невинные, чистые дети.
Не зная злобы, зависти, мелочных обид они открывают нам свои души, ища ответной реакции. Это потом, по прошествию лет и воздействию бед, их глаза потеряют первозданность. Появятся маски, полумаски, взгляды сквозь ладонь, взгляды мимо глаз и прочие способы сокрытия истинной сути.
«Как же он сохранил начальное?» - разглядывая преобразившегося старика, думал Андрей.
Уметь надо! Опыт, опыт и еще раз опыт! – словно прочитав его мысли, продекламировал лоточник. – Меня, кстати, Петром Вольфгардовичем кличут, по фамилии Асмодэев. Тоже, в некотором роде, аристократская фамилия-то. Будем знакомы?
Он заразительно засмеялся, блеснув рядами белоснежных зубов. Граф успел рассмотреть длинные, слегка загнутые клыки, слишком большие для человека.
— Андрей э... Владимирович, по фамилии Вяземский, - выдавил он смущенно.
— Весьма рад, много о вас наслышан! И вот наконец-то свиделись! – не теряя улыбки, протянул руку старик.
— И вам того же, - невпопад ляпнул Андрей, отвечая на рукопожатие.